БУХТА НАТАЛИИ.

Александр СМЫШЛЯЕВ

 

БУХТА НАТАЛИИ

 

ЗАБЫТАЯ ГЕОГРАФИЯ

Пограничный сторожевой корабль «Анадырь» осторожно входит в бухту Наталии. За стеклами ходовой рубки – мутные очертания камчатских берегов. Тяжелый морской туман лежит на склонах сопок. Почти не видно устья боковой бухточки Петра, остров Богослов медленно проплывает мимо, как огромное, горбатое и размытое приведение. За ним прячется бухта Павла.

- Большевики переписали не только историю, но и географические названия, - тихо, отчего кажется, что зловеще, произносит командир, переводя взгляд с острова на своего заместителя по воспитательной работе Павла Юрьевича, которого привычно называет замполитом. – Если остров называется Богослов, то здешние бухты уж никак не Петра, Павла и Наталии, а Святого Петра, Святого Павла, Святой Наталии!

- Советские карты давно пора приводить в соответствие с первоназваниями, - живо откликаюсь я, стоя с биноклем у открытой двери рубки.

- Моряки к современным названиям привыкли, - вяло возражает замполит Павел Юрьевич.

- Ничего, перепривыкнем! - жестко и на этот раз громко говорит командир и сердито бросает рулевому: - По сторонам рот не разевай, смотри внимательней! Красоты – не для рулевого на вахте!

Бухта Наталии находится в Беринговом море на северо-восточном побережье полуострова Камчатка. Немногим севернее - лишь бухты Анастасии и Дежнёва, а там уже – и Чукотка. Но самая известная из всех здешних бухт – именно Наталии. В еще недалекие былые годы в ней стоял Натальинский рыбокомбинат, была пограничная застава, каждую осень корякские оленеводы пригоняли сюда на забой тучные оленьи табуны, чтобы затем на пароходах отправлять деликатесное мясо не только в регионы нашей страны, но и Америку и Канаду.

Кипела жизнь в Наталии. Ее отвесные, скалистые, живописные берега, покрытые сочным разнотравьем и ольховым стлаником, каждое лето оглашались сотнями человеческих голосов. На рыбокомбинат приезжали работать студенты со всей страны, в основном – девушки. Приходили корабли, и моряки спешили высадиться на берег, чтобы позаигрывать с девчатами. Сюда стремились оленеводы, проходя сотни километров по кочковатой, комариной тундре. Бард Александр Городницкий пел тогда:

…Жаркие зыблются сны до утра

Над бабьей печалью,

Что где-то с добычей идут сейнера

На бухту Наталью.

На склонах во мхах, как огни маяков,

Костры задымятся...

Ведь нету в поселке своих мужиков -

Откуда им взяться…

Да, кипела жизнь на берегах бухты, да, похоже, выкипела. Сейчас здесь – никого. Зияют пустыми глазницами окон строения бывшего рыбокомбината, упала изгородь кораля, в который загоняли северных оленей. Нет здесь уже и заставы, так как пограничники перешли на современные технологии наблюдения.

Потому и зашел в бухту Наталии наш «Анадырь», чтобы лишний раз убедиться, что здесь все спокойно.

- Кажется, палатки, - говорит командир, разглядывая берег в бинокль.

Я прикладываюсь к своим окулярам. На одной из проток реки Ватыны, впадающей в бухту, отчетливо видны две белесые палатки. Рядом дымится костер. Людей нет.

- Наверняка, рыбаки, - рассуждает вслух командир. – Кого еще сюда занесет…

Якорь с грохотом уходит на двенадцатиметровую глубину в миле от берега. Будем ночевать, а утром небольшой группой навестим бухту.

К вечеру заметно похолодало, туман приподнялся, открыл дали.

Павла Юрьевича сменил на ходовой вахте капитан 3 ранга Леонтьич. Он настырно шарит биноклем по зеленым берегам.

- Олени! – вдруг вскрикивает он. – Шевелятся!

Я смотрю туда, куда тычет пальцем Леонтьич. Да, на склоне передвигаются серые, изредка белые точки, их много. Конечно, это домашние северные олени!

- Значит, не рыбаки, а оленеводы, - констатирует командир и ставит точку: - Утром пойдёте к ним!

В ПРОТОКАХ И СТАРИЦАХ РЕЧКИ

Утро серое, прохладное. Туман то и дело наваливается вместе с дождем.

Лодкой правит боцман Антон. Мы входим в устье Ватыны и, поблуждав с час по протокам и не найдя достаточно глубокого русла для нашей морской лодки, высаживаемся на узкую полоску берега, притулившуюся под крутым склоном, нависающим над бухтой. Где-то над нами пасутся олени, невидимые за скалами и зарослями ольхи. Только слышно, как сердито фыркают согжои и томно вздыхают оленухи. То и дело из-под их копыт срываются камни и шуршат в траве и кустарнике.

Лодка возвращается на корабль, а мы с мичманом Андреем идем к палаткам оленеводов по тропинке, натоптанной медведями. Вскоре наш путь преграждает утёс-непропуск. Андрей лезет верхом по отвесным скалам, а я, подняв голенища болотных сапог, обхожу непропуск по воде.

Как раз в это время табун спустился со склонов в низину, к речке. Не обращая на нас внимания, олени перебрели протоку Ватыны и вышли на остров, поросший сочной осокой и ягелем. Там нет комаров и мошки, поэтому животным привольно, оленята весело брыкаются и гоняются друг за другом. К тому же в устье - солоноватая вода, смешанная с морской, олени такую любят.

На берегу за скалой уже стоят и разговаривают Андрей и два оленевода – пожилой и молодой. Оба опираются на старые, видавшие виды карабины.

– Амто! – подойдя к ним, здороваюсь я по-корякски. - Палатки у вас на острове, что ли, за протокой?

- Зачем на острове? – отвечает пожилой пастух, назвавшийся Сергеем. – Это так кажется. Мы ведь с вами не на протоке, а на одной из стариц реки. Обойдете, и как раз выйдете на палатки. Бригадир Жора дома.

Они спешат к своим оленям, а мы с Андреем продолжаем путь по медвежьей тропе вдоль склона. Дождь усиливается.

- Обходить далеко, - устало вздыхает Андрей. – Все равно мокрые, давай, перебредем старицу.

Раздеваемся, складываем вещи в рюкзаки и заходим в ледяную воду.

- Ах, ты, мать честная! – вскрикивает Андрей. – Вот тебе июль! Корякия, однако!

Я смотрю, как вода доходит ему до груди, а вот и до горла. Он поднимает над головой рюкзак и автомат. Я гораздо ниже его, поэтому мне здесь не перебрести.

- Ты иди к палаткам, а я выше поднимусь, там перейду! – кричу я мичману, выйдя из реки.

Надеваю на мокрое тело одежду и опять выхожу на медвежью тропу.

За старицей, которую перебрел Андрей, белеют палатки, дымит костер, возле которого сидят люди и смотрят на приближающегося к ним военного с автоматом на плече.

САПОГИ БРИГАДИРА ЖОРЫ

- Какой красивый у вас корабль! – восхищенно говорит бригадир оленеводов Жора, опуская бинокль. – Ни за что не догадаешься, что пограничный. Мы вчера так и решили, что это американский лайнер с туристами.

Оленеводы прикочевали на вольные пастбища бухты Наталии несколько дней тому назад. Они – из далекого отсюда корякского поселка. У них около двух тысяч оленей. Безостановочно кочует табун с конца апреля. Устали оленеводы, да и с продуктами стало туго, особенно они страдают от нехватки чая и курева. Потому и рады нам, с удовольствием попивают свежий, душистый чай и затягиваются сигаретами с фильтром.

- Рыба еще не пришла в реки, запозднилась, - жалуется Жора, наливая очередную кружку чая, - а то угостили бы вас свежей ухой. Правда, у нас и картошки нет, да и лук давно кончился…

- И рации у нас нет, - подсказывает бригадиру чумработница Лена. – Как там у нас дети и внуки – ничего не знаем.

Сырые дрова горят плохо, дым ест глаза. Снова начинает накрапывать дождь.

- Айда в палатку, - приглашает Жора.

В просторной палатке кучей свалена одежда и меховые спальники – кукули. Садимся прямо на них. В руках парят кружки с чаем.

В бригаде Жоры пять пастухов и две чумработницы – Лена и Аня. Вся бригада – ближние и дальние родственники, чужих нет.

- Родная контора нами не интересуется, - продолжает разговор Жора. - Отправили в тундру – и ладно. Никто никогда не спросит, все ли живы, не надо ли чего. Смотрите! – он встает на ноги. – Видите, какие огромные на мне болотные сапоги. Сорок пятый размер! А у меня нога – сороковой. Присылают всегда одного размера и всегда большие. Глянь на мою жену Аню. У нее нога вообще тридцать седьмой, а сапоги – сорок третий.

Аня, смущаясь, тоже привстает, и мы видим, какие на этой хрупкой молодой женщине несуразно большие болотники.

- Побегай-ка в таких по кочковатой тундре за оленями, - заканчивает Жора свой скорбный рассказ. – А совсем без болотников здесь невозможно.

- Вы к чаю-то берите лепешки, - предлагает нам Лена.

- Правда, они пресные, не вкусные! – меняя разговор, морщится бригадир и заглядывает мне в глаза: – Не нравится? Больше нечем угостить. Может, у вас продуктами разживемся? Или нельзя?

- А что надо? – спрашивает Андрей.

- Да все надо, но главное – курево, чай и какую-нибудь лапшу или крупу.

Андрей достает рацию, связывается с вахтенным офицером, просит разрешения поговорить с командиром.

Командир быстро уловил проблему, пообещал отправить оленеводам и сигарет, и чаю, и круп, и соли, и даже немного луку и картошки.

- Вот это да! – восхищается Жора. – Ай да русские пограничники!

- И лекарств, лекарств… - шепотом просит Лена.

Андрей успевает передать и ее просьбу.

- Хорошо, - отвечает командир. – Скажу доктору, чтобы подобрал им аптечку.

Вскоре Аня приносит в закопченной до черноты кастрюле горячее оленье мясо.

- Пожалуйста, - говорит она, ставя кастрюлю возле нас на затоптанную траву. – С лепешками будет в самый раз. Как же гостей олениной не накормить!

- Кайлём, - благодарю я хозяйку.

- Я вам оленины с собой дам! – решает бригадир. – Оленя забьем. Самого жирного! Лодка назад и увезет.

Мы с Андреем вооружаемся ножами, отрезаем от мяса маленькие кусочки и отправляем в рот, запивая несладким чаем. Вкусно!

- Дождь еще ночью начался, - неожиданно произносит молодой пастух, до сих пор сидевший молча в углу палатки. – Вчера сухо было.

- Стучит и стучит по парусине, - поддержал его еще один, постарше.

- Вчера на том берегу медведь ходил, - перебивая парней, стала рассказывать Лена. – А за ним – лиса. Постоянно она за ним ходит, кусочки собирает. Интересно так…

- Слушайте, - в свою очередь, перебивая женщину, обращается к нам  Жора. – Может быть, есть возможность поменять мне сапоги. Хотя бы на сорок второй, лучше  – сорок первый. Мои без дырок, нормальные, вашим пригодятся…

Андрей опять достает рацию, на этот раз разговаривает с боцманом.

- Поищем, - обещает боцман.

- О! - опять восхищается Жора. И обращается уже ко мне: - Рюкзак у тебя красивый, заграничный. Удобный! Вот бы нам такой!

- Э, - отвечаю я, - он мне самому нужен, я без него никак, он у меня многофункциональный.

Жора отводит глаза, ворчит:

- Многофункциональный… Жадный ты. Вот мичман – да!

И тут же поворачивается к Андрею:

- А патроны к карабину есть?

- У нас автоматы Калашникова, к карабину не подойдут, калибр другой, - разводит руками мичман.

- Плохо. С патронами у нас проблема, медведи одолевают, скоро волки придут…

- А есть приправы? – несмело спрашивает Лена.

Андрей снова берется за рацию. Но боцман отвечает, что они уже отошли на лодке от корабля.

- Раньше надо было, - говорит Андрей. – Заказов больше не принимают, скоро подойдут сюда.

- Кепки у вас красивые, военные, - опять говорит Лена и смотрит на мою форменную кепку, на которой ярко вышиты силуэт нашего корабля и надпись: «Береговая охрана. ПСКР «Анадырь».

- У него не спрашивай, - одергивает ее Жора. – Вот мичман не жадный.

Смеясь, Андрей снимает с себя кепку и надевает на лохматую голову Жоры:

- Носи, бригадир! Пугай врагов Отечества!

- Вот это да! Вот это мичман! – который раз восхищается Андреем Жора. И тут же спрашивает у него: - У тебя часы хорошие?

Андрей показывает пустое запястье.

- Жалко, - удрученно качает головой бригадир. - Часов у нас нет. Время по солнцу определяем.

Чтобы окончательно не прослыть жадным, я тоже показываю руку. И радуюсь про себя, что случайно оставил часы в каюте. И тут же вспоминаю, что в кармане куртки лежит пачка жевательной резинки.

- Дайте мне, - просит Аня.

Я протягиваю жевачку ей.

С реки слышится гул мотора.

- Лодка идет, - говорит Андрей. – Надо им помахать, дорогу показать. Мы утром не нашли.

- Это просто, - отвечает молодой пастух и, откинув полог, выходит из палатки. Мы следуем за ним.

МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ

Разгрузив лодку и снеся ящики и мешки в продуктовую палатку, мы рассаживаемся вокруг костра.

- Чего вы такие бедные? – возмущается хозяйственный боцман. – Ничего-то у вас нет. Не стыдно вашему совхозу, или как там теперь называется, людей голыми в тундру отправлять!

- Вот-вот, - поддакивает Жора, закуривая сигарету уже из своей пачки. – Так и живем…

- Сейчас корякам вообще трудно приходится, - говорю я. – Частенько бываю на севере, вижу. Плохо люди живут, работы нет, зарплаты нет.

Лена и Аня разглядывают присланные лекарства. На их лицах – удивление и восторг.

- Даже от женских болезней на вашем корабле есть! – говорит Лена. – Зачем?

- Не знаю, не знаю! - смеется боцман. – Это не мы, это доктор…

- А мы, кстати, и не коряки вовсе, - смотрит на меня Жора. - Сам-то я чукча, родом из Ачайваяма. А они, - он показывает на пастухов и женщин, - уже смешанные с коряками. Лена – моя племянница, остальные – внуки и внучатые племянники. Самый молодой, Коля – внук моей младшей сестры. Он сейчас с табуном, его нет здесь. Моей жене Ане – двадцать три года, а мне шестьдесят!

Последним обстоятельством Жора, похоже, гордится. На шестьдесят он не выглядит – относительно моложав, бодр и весел. У всех его пастухов и женщин плохие зубы, щербатые рты, а у Жоры все зубы целые. И седина лишь кое-где поблескивает в коротко остриженных черных волосах. Похоже, лидер он настоящий, хозяин крепкий.

- Попробуй, отбери у меня Аню! – хохочет Жора, прижимая женщину к себе крепкой, обветренной до черноты рукой. – Никто не отберет!

- У меня маленькая дочь от первого мужа, - смущенно говорит Аня. – Мы разошлись, и теперь я живу с Жорой. Лена живет с Женей.

- У меня в поселке остались дети и внуки, – в свою очередь говорит Лена. – Повидать так хочется!..

Ее муж крепыш Женя – старший внучатый племянник Жоры. У него наголо стриженая голова, а сзади оставлен маленький островок длинных волос, заплетенных в хвостик.

- Это у меня такой имидж, - горделиво говорит Женя. – Мы же все молодые, мне только тридцать, поэтому хочется чего-нибудь интересного, необычного. Сфотайте меня с женой, чтобы портрет был. Лена, иди сюда!

Но одним им фотографироваться не дают – рядом усаживаются остальные пастухи. Все улыбаются так, чтобы не было видно щербин во рту. Что поделаешь – стоматологи им недоступны.

- Пойдемте, забьем оленя, возьмете с собой в благодарность, - говорит Жора. – Всем ходить не надо. Пошли, мичман!

- Вы не подумайте, детей мы не от них, не от родственников рожали, - говорит Лена, когда мужики ушли и у костра остались только я и боцман со своим помощником матросом Пашей. –  Мы только живем вместе. Жить-то надо. Ведь мы мужчины и женщины…

Аня, сидящая в задумчивости у самого огня, шмыгнула носом. Затем бодро произнесла:

- Новая вода скипела! Кому сделать свежего чаю?

ПРОЩАЙТЕ, НАТАЛИЯ…

Через пару часов после возвращения мужчин, мы засобирались на корабль. Мясо оленя лежало в мешке в лодке.

- А сапоги-то – класс! – притопнул ногой Жора, любуясь своими новыми болотниками. – Теперь я кум королю!

- Несколько часов с вами провели, и жизнь стала веселей, - улыбается Лена. – Теперь без вас опять будет однообразно и скучно.

- Цыц, женщина! – тут же прикрикнул на племянницу бригадир. – Скучать некогда, работы много. Опять же медведь кружит, выследить надо. Кочуем в бухту Анастасии, а затем повернем назад, в свои края. Зиму там встречать будем. Трудно сейчас оленеводам, никому мы не нужны, но это наша жизнь, мы с оленями пупками связаны, без них совсем пропадем.

- А на вашем корабле портрет президента есть? - неожиданно спрашивает Аня. – Посмотреть бы, какой он.

- Говорят, молодой, красивый!.. – вздыхает Лена.

- Цыц ты! – опять прикрикивает Жора. – Президента им подавай. Идите в палатку, свежую шкуру надо срочно выделывать, прокиснет ведь!..

Мы с Андреем садимся в лодку. Боцман и Паша отталкивают ее от берега, прыгают сами. Боцман заводит мотор.

Оленеводы, отворачиваясь от дыма костра, дружно машут нам. В поднятой руке Жоры – форменная кепка мичмана Андрея. На ногах блестят мокрой резиной новые сапоги.

С корабля бухта Наталии кажется безжизненной. Но мы теперь знаем, что в ее речных протоках и старицах пасутся северные олени и вместе с ними живут восемь оленеводов из далекого отсюда корякского поселка. Восемь согревающих друг друга одиноких по отдельности мужчин и женщин.

И опять вспоминается песня Александра Городницкого «Бухта Наталии»:

В распадках крутых непротаявший лед -

Зимы отпечатки.

Над бухтой Наталии рыбозавод

У края Камчатки.

Как рыбы, плывут косяки облаков,

Над бухтой клубятся.

Четыреста женщин - и нет мужиков:

Откуда им взяться…

 

2008 г. Берингово море

Назад к списку