ОЧЕРК "ТЕМИР НЕ ОТПУСКАЕТ МЕНЯ…"

Александр Фёдорович ШУМИХИН

 

ТЕМИР НЕ ОТПУСКАЕТ МЕНЯ…

(Воспоминания о родном Темир-Тау)

 

         Чем дальше идет жизнь, тем более отчетливо запоминаются (или забываются) отдельные фрагменты ее. Порой они настолько рельефно врезаются в память, что их, казалось бы,  и забыть совершенно невозможно. Отдельные же отрезки и события жизни полностью растворяются и уходят в небытие, другие же сопровождают человека постоянно.  Меня почему-то тоже, и с заметным постоянством, часто посещают мысли о Темир-Тау, порой, честно признаться, просто душа разрывается и гложет тоска неимоверная по всему пережитому в этом рабочем поселке, да и о его будущем тоже.  Откровенно говорю – Темир не отпускает меня и все.

(Хотелось бы напомнить также, что глядя сегодня на нынешний Темир и его окрестности с каким-то прямо упоением вспоминаешь старые-новые названия отдельных частей его.  Весь поселок как-то сам собой складывался как из отдельных разрозненных частей, отдельными куртинками и кварталами.   Сложившиеся с годами названия отдельных частей в то же время представляли вполне цельную картину поселка и, начиная  с Пыхтун-горы красиво ограничивались как жилое пространство..    С годами в поселке утверждались-удерживались пусть и хаотичные названия отдельных кварталов, которые прочно закреплялись в памяти поселенцев и, начиная с Пыхтун-горы(это северо-восточная часть поселка), затем район-квадрат истока речки Золотушки(Полгышта), затем жилмассив Каштау и его большое Кладбище,   Водобаки,  Большая территория Зоны, Красный Маяк, собственно Центр поселка, рудничная Баня,  Воронки шахтные,  Копер, Электроподстанция, Больничнй городок, Конный двор, 13 магазин,  Семафор, Переезд(граница между 4 и 5 районами)      , Два Брата,    Учулен, второе Кладбище(учуленское),  Мордовский Лог, Пьяный Лог, Дробилка, ручей Ахпунский, Молоканка,. Базар, Бойня, Большая Гора, Компрессорная Доломитного карьера,  Воронки Доломитные, собственно гора Улу Даг(Маяк). Доломитный карьер, Шумихина гора,  Нахаловка, Дом Дубука, и опять к Пыхтун-горе) .   Вот на этом-то пространстве и разрастался-строился поселок со всей своей как сейчас говорят инфрастсруктурой…)

         В свое время (в войну и после)  весь Темир-Тау административно состоял из 7 районов. Район делился на кварталы, кварталы включали порядковые номера домов, улиц, по-моему, не было за исключением центра поселка. Так вот, во 2-м районе (а это большой сектор от Доломитного карьера - на северо-восток и восток) располагались жилые деревянные дома, в которых, собственно, и проживали  поселенцы со своими семьями. Работали, в большинстве своем, на Доломитном карьере, Шахте, Дробилке, Механическом цехе, Литейном цехе, Пекарне и других предприятиях и организациях рудника.

        

         И если сегодня можно представить, что еще не было Дробильно-сортировочной фабрики (ДСФ), не было многометрового отвала из глины и камней протяженностью более километра на северо-восток по бывшей долине безымянной речушки, то здесь тоже находились жилые дома и, начиная от дома Мастюгиных (а это точка, где начинается галерея ДСФ и это начало сектора), справа по косогору проживали Карповы, Давыдовы, Годеновы, Дубуки, Шипицыны, Шлейкины, Мелентьевы, Аксеновы, Игошевы, Черневы, Греховы – это до Шумихиной горы.

         А в самой долине этой безымянной речушки, которая протекала когда-то на месте вот этого нынешнего отвала, от дома Мастюгиных и далее на северо-восток, проживали Костерины, Заречневы, Половниковы, Иншаковы. Писмаркины, и далее, как бы в направлении Улу-Дага (Маяка),  но уже слева и тоже по косогору, жили Годеновы, Бакановы, Галкины, Воробьевы, Белокрыловы, Линниковы, Букреевы, Зенковы, Петренко, затем через ложок - 2 или 3 дома староверов Токмаковых, затем  Аргуновы, Буняев Тимофей, Сгибнев Иван, Шамякины, Воронцовы, Трощенковы и Ивлевы.

       Влево от начала этого сектора, буквально там, где находилась и сейчас находится Доломитная дробилка, а чуть ниже было здание администрации (Контора) карьера, проживали семьи шорца Пилина Семена (был, как говорят сейчас, потомственный зек – авторитет), который держал в страхе всю округу, а также семьи Зайцевых и Трубачевых. А от дома Черневых, вправо на восток, проживали Мурашовы, Власовы, Брякотнины, Гончар Ефим, Фоминский Андрей, Вишняковы, Токмаков-младший, Толкачевы, Чиндяскин Андрей, Близнецовы, Фефеловы. А по улице Карьерной (это она сейчас так называется), проживали Питаевы, Шумихины, Казанцевы, Шестаков Егор, Шестаков Василий, Половниковы, Часовниковы, Колесовы, Добаевы, Бусова Анна, Писмаркины, Еремкина Катя, Еремкин Дмитрий, Акайкины, Яровы, Афанасьевы, Фокины, Еремкин Иван, Фоминские, Никитичев Василий, Панины, Кречетовы, Дубуки, Недбайловы, Курасов Семен. Наверное, были и еще жители, но я их вспомнить пока не могу. Ну, а за увалом уже, ближе к истоку Казанкола и подножию Улу-Дага (Маяка) была «Нахаловка», то бишь улица Лесная, домов наверное 10-15  - это в основном те люди, которые были вынуждены переселиться из этой вот долины-ложбины по мере наступления Доломитного карьера со своими отвалами.   Ну, а в данное время и этой улицы не стало. И только незамерзающий родничок Казанкола, образовав озерцо-запруду, которую я называю «слезой Казанкола», бросает вызов и упрек этому страшному безобразию, во что превратили весь бывший 2-й район. А это, я считаю, был самый красивый район Темира.

         Кстати, этот вот глиняный отвал от вскрышных работ карьера (а это миллионы тонн земли и камней) образовался довольно быстро благодаря, ну скажем так, внедрению новой технологии ведения вскрышных работ. Раньше на карьере работал ковшовый экскаватор «Дреглайн», где грузили землю в вагонетки, затем их по узкоколейке везли к месту отвала, опрокидывали, отвал ровняли, делали рихтовку колеи и вновь сгружали вагонетки, и таким образом отвал рос. Группа новаторов из числа ИТР Карьера изобрели и разработали, а затем и внедрили, способ гидросмыва, т.е. те же вагонетки с глиной и камнями опрокидывали на специальный наклонный металлический щит, подводили воду, грунт размывался и самотеком спускался в лощину.

         Одними из авторов этого новшества были Мастюгины  Петр и Григорий, которые работали на карьере и один из них Петр, является отцом Мастюгиной Ани – моей одноклассницы, проживающей сейчас где-то в Новосибирске.       

         Следует, видимо, отметить, что жители 2-го района, впрочем, как и почти все  жители рудника, жили очень дружно, всегда выручали друг друга, делили и горе, и радость, но горя было больше. Работали на своих приусадебных участках, некоторые имели скот и птицу, отапливали свои дома только дровами. Это потом, уже где-то в конце 1940-х годов, начали пользоваться углем. Трудно было со спичками, солью, мылом, да и хлеб (как и все другие товары и продукты – только по карточкам, и, не дай Бог, было эти карточки потерять.

         Тем не менее, люди как-то жили, даже, несмотря на довольно жесткие налоговые нагрузки, почти ежегодные подписки на государственный заем и полуголодное существование. Каждый владелец скота (корова, теленок, свинья, овца) обязан был при убое сдавать шкуры. Свиней тоже обдирали, и шкуру тоже сдавали. Если имелась корова – полагалось сдать государству 250 литров  молока или 5 кг сливочного масла. Вот такие были порядки.

         Хотелось бы также напомнить, что в те далекие годы (1940-1950-е) улица  Октябрьская  - это была лагерная Зона. Заключенные здесь жили в бараках за колючей проволокой, работали на лесозаготовках  в верховьях и вправо от речушки Золотушка(Полгышта) – это был сплошной пихтовый массив (не одна сотня гектаров). Их  водили пешком на работу под охраной, для них все свободные участки от леса и кустарников как до Пыхтун-горы и далее по гриве засевались овсом, ячменем, пшеницей (а это тоже десятки гектаров). Хлеб убирался и шел на нужды поселенцев зоны.

Несколько позже мы узнали, что это были заключенные, осужденные по политическим статьям. И если сейчас пройти до конца ул. Октябрьской

по дороге на северо-восток, то там, где она оканчивается и дальше по правой стороне до вершины холма (там когда-то стоял  деревянный знак-тренога(триангулятор), это примерно метров 500-700) были захоронения заключенных (сейчас там стоит Поклонный Крест с надписью). Сколько их там было захоронено – неизвестно.

         Помимо того, что заключенные использовались на лесоповале в верховьях Золотушки, они также работали на строительстве или обустройстве железной дороги Мундыбаш-Учулен-Каштау-Тенеш и далее на Таштагол. Начальником Темирского лагеря был некий  Дуров, который, по рассказам, жестоко относился к заключенным, что приводило к их массовой гибели. Был, якобы, случай, что в течение примерно недели было проведено более 500 захоронений. По этому случаю из Москвы из Главка НКВД  приезжала специальная комиссия и при разбирательстве обстоятельств смерти заключенных начальник лагеря Дуров покончил жизнь самоубийством (повесился). Насколько правдив этот факт, сейчас, видимо, уже невозможно установить.

         А в общем-то криминальная обстановка в те годы была очень тревожной. И слухи о "черной кошке" были совсем не слухами, а жуткой явью. В конце 1940-х и начале 1950-х годов в Темире буквально свирепствовала банда, которую возглавляла некая Чуланова Августа, отца которой забрали в 1937 г,. как говорят, «по линии НКВД», а ее мать из-за этого  сошла с ума и тоже умерла. И вот  в отместку властям Августа и творила бесчинства в Темире. Я тоже знал некоторых личностей из уголовного мира, которые в те годы, как говорят, у всех были на слуху. К примеру, Сашка Годенов (жил от нашего дома метров 150-200), когда освободился в последний раз - это был настоящий "шкилет" ("тубик" в открытой форме) и долго уже не протянул. Мишка Жданов (я работал с ним на буровой) был тип явно асоциальный со своей песней-гимном: "Я помню тот Ванинский порт". Семен Пилин после своего последнего освобождения по амнистии 1953 г.(он отбывал наказание в Азасе) вместе со своими друзьями-подельниками изнасиловали и убили молодую женщину в долине Казанкола по дороге на речку Тельбес. Мою соученицу Валю Ельчанинову (она из Сухаринки) тоже изнасиловали зеки, поиздевавшись над ней и оставив умирать мучительной смертью. 

         И в продолжение этой грустной темы. Там, где сейчас кончается доломитный отвал в долине по Казанколу, от него в левую сторону и в гору по тайге и дальше по ложбине примерно 3-4 км на восток, находился так называемый «Березовый Лог», где  располагалось мрачное поселение узбеков и турок-месхетинцев,(это мы потом уже узнали) высланных из Средней Азии во время войны. Они содержались в трех или четырех одноэтажных деревянных бараках и тоже работали на лесоповале. Не знаю как, но каким-то образом они пешком выбирались из леса на нашу окраину обмороженные, в невероятных одеждах и попрошайничали  по домам (мы, пацаны, называли их «бабаями»). Люди, конечно, их спасали, как могли, хотя и самим нечем было питаться. А сколько их в буквальном смысле замерзло в лесу? Потом, уже где-то в начале 1950-х годов, этот лагерный пункт  «Березовый лог» ликвидировали. Кстати, именно в этих местах были большие заросли черемухи, куда мы часто наведывались.

         После того, как закрыли Зону (в конце 1940-х и начале 1950-х годов) жители стали осваивать и земли, принадлежавшие этому учреждению. Землю обрабатывали лопатами и тяпками (правда, со временем у некоторых появился рабочий скот – быки), сеяли и выращивали пшеницу, ячмень, просо, чумизу, овес, садили картошку и другие овощи, затем это все убиралось вручную. Жали серпами, возили в мешках или снопах на 2-х или 4-х колесных тележках, затем дома обмолачивали деревянными цепами, веяли, засыпали в амбары – сусеки, зимой мололи на ручных жерновах или толкли в деревянных ступах. Единственная мельница и крупорушка на весь Темир были на Конном дворе - это в районе электроподстанции - и вот приходилось и очередь занимать, таскаться с мешками-торбами от самого края поселка. И ведь делали же все это! И как-то же хватало у людей и сил, и терпения, и выдержки, чтобы все это преодолевать!

         А что означало пережить годы войны? Что означало потерять на ней отца или брата? Я никогда не забуду, как проходило празднование Дня Победы 9 мая 1945 года.  Без малого пол-Темира собралось в этот день на рудничном стадионе, люди не стеснялись своих чувств – плакали, смеялись, поздравляли друг друга, стоял какой-то всеобщий плач-реквием и всеобщее ликование.(где-то же раздобыли водку, брагу, алюминиевые кружки, много калек, орденоносцев, гармошки и балалайки, вдовы и дети-безотцовщина – одним словом – все!  Говорят и кричат – и тоже все!).  Почти целый день длилась эта вся вакханалия-радость по всему поселку! Ведь преодолели невозможное и невероятное, и разве это можно забыть?  

 

         Молодежи, разумеется, это трудно понять, а может быть даже и невозможно, ведь вы живете совершенно в другом измерении, в других условиях, и я рассказываю об этом лишь потому, чтобы об этом знали, а, узнав, может быть, нескольку по-другому стали относиться к старшему поколению, на долю которого выпало столько лишений... А они это очень даже заслуживают.

 

         Ну, и для полного представления об общей социальной картине поселка того времени следует, видимо, напомнить, что почти сразу же после войны (где-то в 1946-1947 годах) в Темир было привезено большое количество так называемых репатриантов – это бывшие солдаты Красной Армии, которые были освобождены из немецкого плена. В основном это были мужчины из Украины и Белоруссии, они проживали в большинстве своем в бараках по ул. Октябрьской (бывшей Зоне), работали также на Шахте, Карьере и других местах. Многие из них постепенно обрели здесь новые семьи, благо вдов после войны было много, да им и некуда было возвращаться – на их родине тоже было много уничтожено людей за годы военного лихолетья. Вот так и стало нарождаться уже новое поколение, и жизнь вроде бы стала налаживаться. (Некоторых   из репатриированных я знал лично – это Петр Колесов(муж Марии Душиной, Федор Язовский(муж Марфы Казанцевой, Федор Парабочий муж Лидии Гончар, Петр Предатченко муж Татьяны Шамякиной, Григорий Дудко муж Екатерины(недалеко от Жаворонковых жили и др.)

         В декабре 1947 г. отменили хлебные карточки, прошла денежная реформа 1948 г. Люди заметно воспрянули духом, стали строить свои дома – трудились день и ночь. Не хватало мужских рабочих рук, но опять как-то выкарабкивались из нищеты и голода, ценили каждую копейку и крошку хлеба, с невероятными трудностями воспитывали своих детей.

Правда и среди моего поколения попадались головы отчаянные и просто дурные. Более того, бацилла преступности разъедала и преследовала особенно пацанов, порой ломая их судьбы и жизни. Но таких было не так уж и много, ведь большинство, все-таки, выросло людьми нормальными, но некоторых  зашкаливало настолько, что совершали страшные преступления.

         Вот так вот и росли мы, военное и послевоенное поколение – этакими «жиганами», но справедливости ради надо сказать, что, несмотря на все лишения, наши родители, а это прежде всего матери (ведь практически мужчин-отцов не было, все на фронте) и наши учителя, сумели все-таки вложить в нас необходимые азы и постулаты жизни, чтобы мы выросли нормальными людьми, в нас заложили такой непобедимый дух коллективизма, уважения, самоотдачи и ответственности, что, дай Бог, каждому вырасти с такими качествами!  (И куда эти качества,на мой взгляд куда-то исчезли?)

 

         Так вот, в школу я пошел в 1943 году. Отец был на фронте. Располагалась школа в те годы в двух деревянных двухэтажных зданиях. Моей первой учительницей была Нина Даниловна Вагина(дев.Губина) – милая и обаятельная женщина, и я до конца дней своих буду помнить ее. Потом уже через много лет после первого класса где-то в 1960-х годах мне посчастливилось встретиться с ней уже в райцентре Кузедеево, где я работал тогда в райкоме партии.  ( А в классе-то, к слову сказать  было 45 – 47 человек, как с этакой вот оравой справиться?).

         Годы учебы в школе (я там окончил 7 классов – это был 1950 год) запомнились на всю жизнь. Вместе со мной учились Аня Мастюгина, Клава Татаркина, Вова Лавренов, Лева Ситько (сын директора школы), Вова Степуро, Коля Соболев, Сева Кот, Аня Журавлева, Лида Павлюченко, Володя Панько, Боря Стригин, Вова Обозный  – всех уже и не помню. Запомнилась также Наташа Асанова – она мне давала рекомендацию в комсомол.  Благодаря темирской выпускнице и одной из самых активных «темирских» Лены Вальгер (Татаркиной), теперь я установил связь с Клавой Татаркиной и с ней переписываюсь. Хотелось бы узнать судьбу и всех других первоклассников-одноклассников. Буду признателен всем, кто отзовется.

         Из учителей хорошо помню Якимову Татьяну Яковлевну, Жабину Екатерину Семеновну, Гусева Ивана Степановича (вел физо), Шубодеровых Якова и Ивана Тимофеевичей, Черданцеву Александру Сергеевну(фронтовичка-медсестра), брата и сестру Владимира и Марию Ефграфовичей, помню эпизоды из женитьбы Ивана Тимофеевича Шубодерова,  когда они катались на расписной свадебной кошевке по Темиру и округе. Ну и, разумеется, хорошо помню директора школы Николая Тимофеевича Ситько и его жену Анну Ивановну.

Школа запомнилась еще и тем (особенно первые 3-4 года), что мы с нетерпением после второго урока на большой перемене ждали свою пайку хлеба – ржаного или с горохом, но такого желанного. Мы были попросту голодными.

         Кроме того, не хватало учебников, практически не было тетрадей – их сами мы делали из оберточной желтой бумаги (бумажные мешки из-под взрывчатки – как-то же их доставали), писали на газетах, которых тоже не было. Не было и в помине шариковых ручек, их еще даже не придумали, писали перьями «рондо», «лягушка», «№ 86» , и др. Фиолетовые чернила тоже были в дефиците, делали чернила из сажи, а чернильницы-то были прямо «непроливашки», и мы вечно ходили в пятнах и кляксах.

А холодина в школе! Сидели на уроках в шапках, не хватало дров, угля. Так вот, по весне обычно, старшеклассники отправлялись на заготовку дров. На станции Ахпун сажали нас на двухосные платформы, ехали до последней выемки перед Учуленом, а там вправо – лес. Пилили обычными двуручковыми пилами, раскряжевывали на чурбаки по 1-2 метра, и штабелевали, затем тщательно замеряли, кто сколько заготовил, и объявляли результаты. А уголь таскали в ведрах со склада – это примерно 400-500 метров от школы. (два непрерывных параллельных ручейка с маленькими ведерками, а в них угля объемом в полторы-две лопаты). Разумеется, все это происходило под руководством наших учителей. Бедные дети и бедные учителя!

         Учеба, вроде бы, шла нормально. Окончил 4 класса с Похвальной грамотой, а дальше уже немного по-другому – ходил, в общем-то, в середнячках.

В школе были различные кружки, был хор, драмкружок, ставили различные пьески, а рудничный клуб находился на Октябрьской улице, там впервые смотрели кино: «Александр Невский», «Чапаев», «Радуга», «Тарзан» и другие.

         В школе умудрялись играть в «перышки», «зоску», вне школы играли в «чику» (это только на деньги или на «шалбаны»). Практически у каждого мальчишки была рогатка. Нас, разумеется, ловили, выворачивали карманы, наказывали и т.д. Одним словом – шел обычный воспитательный процесс.

У ребят нашего 2-го района были излюбленные места, как сейчас говорят, «тусовок» и отдыха, которыми мы тоже пользовались сполна.(здесь же за нашими огородами). Играли в лапту, «ручеек», футбол (часто просто тряпочный), делали качели, пели всевозможные песни и частушки (в том числе и не совсем приличные), потихоньку курили. Понятия наркотиков тогда еще не было, хотя и мак выращивали, и коноплю – но это для пищи. Часто ходили в лес, по сути, мы в нем и выросли.

         С наступлением весны все оживало и все росло. Ели колбу (черемшу), кандыки, медунки, саранки, пучки, русьянки, молочай. Я уже не говорю о ягодах – ели все подряд. Рыбачили в речушке Казанкол, вилкой кололи усатиков под камнями. Вниз по Казанколу доходили до реки Тельбес, попутно попадались неплохие заводи, где ловили и хариуса. А на самом Тельбесе ловили пескаря, чебака-плотву, попадали окуньки и ерши, большим счастьем было засилять (от слова силок) щуренка. Кстати, рыболовных лесок (капроновых) и в помине не было. Леску делали из конского волоса или просто из ниток, да и крючки в большинстве своем были самодельными.

         Еще одна отрада на Тельбесе – район Оськиного жилья. Это от Темира на восток 6-7 км в сторону Керса и Мечинского. Там водилось много дроздов, так что мы часто лакомились их яйцами, да и самими дроздами тоже.

         Были у нас и другие места. За Сосновым бором, (которого в те годы еще и не было) на вершине Пыхтун-горы, на скале, когда-то рос одинокий кедр, и это место у нас называлось «Кедрушкой». Один из жителей нашей улицы - Еремкин Дмитрий - как-то спилил этот кедр на дрова, мы откровенно горевали о случившемся и ругали этого нехорошего дядьку, потому что у нас это было прямо знаковое место – именно с этой скалы открывалась и сейчас открывается живописнейшая картина нашей тайги: справа далеко-далеко виднеется Мустаг со своей усеченной вершиной, рядом красуются Белки и, насколько это можно видеть, стоят бескрайние ряды гор и хребтов в своем вечнозеленом наряде – это пихтовая и еловая тайга с вкраплениями берез, осин и других кустарников. В любое время года тайга поражает тебя дикостью и таинством. А уж непременно зимой тайгу просто невозможно описать словами – это надо видеть!

         Теперь далее. Что касается Улу-Дага. Мы этого названия практически не знали. Для всех нас, почти без исключения, эта гора называлась «Маяк». Маяк – и все. А еще проще – Богпогоды.(«где ты был?  - На Богпогоде»  И это воспринималось и понималось всеми.)  Здесь когда-то была просто деревянная вышка-тренога - триангулятор (сейчас здесь стоит  телевышка), стоял какой-то домик , в него приходил на работу самый чудный для нас человек - «Бог погоды», то есть, Дьяков Анатолий Витальевич. Жил он со своей семьей в районе еще старого рынка-базара, практически круглый год ходил по земле босиком, в шортах и короткой безрукавке, вечно с какой-то не то сумкой, не то портфелем, в неизменном берете (таких тогда просто никто не носил). Его знал весь Темир. Человек был общительный и добрейший.  И как же точно к нему на веки вечные припечатолось-прилипло вот это слово Богпогоды!  И ведь прямо в сознании же всех темирцев оно так и запомнилось и воспринималось. И относились же к нему прямо с благоговением, хотя и немногие понимали суть его учения…  Это был настоящий феномен, какое-то прямо явление…Даже мы, пацанва голопузая и совершенно неграмотная относились к нему с ве      личайшим почтением и непонятным трепетом.(Немнго позже здесь построили и обсерваторию для Богпогоды, но вскоре она разрушилась по причине почти полного безразличия ученых властей к этому удивительному и полезному человеку).

         А с Маяка (Улу-Дага) открывался чудесный вид-панорама всего Темир-Тау и всей округи, были видны и рудники Тельбес, и Одрабаш, и Мундыбаш тоже. А далее - опять же бескрайняя тайга. На Маяке и его подножье пасли коров (у кого были), собирали ягоды-грибы, а зимой катались на лыжах.

Кстати, лыжи были самодельные. Выбирали и рубили черемуху, рябину, березу, распиливали вдоль, тесали, строгали, распаривали носы лыж, загибали их через рычаг, высушивали, выбирали желобок, натирали воском, красили – одним словом  доводили до «фабричного» вида.

         А коньки! Ведь настоящих коньков тоже не было, их тоже делали сами. Брали подходящее небольшое полено-чурку, делали из нее треугольную форму-колодку, а по нижнему ребру пропускали металлический прут толщиной 6-8 мм. Прожигали 2 отверстия, продергивали через них 2 веревочки-петли, затем небольшую палочку 10-15 см  и накручивали на валенки-пимы или какие-то ботинки – и конькобежец готов. По хорошей твердой дороге можно было катиться прямо с Шумихиной горы, (мы на горе жили) и аж до Мастюгиных и дальше до ж.д. колеи на Доломитный карьер, а это, наверное, метров 800-900 (я напоминаю, что в те годы этого ужасного отвала от нынешней ДСФ  просто не было).

         Плавать и купаться в Темире практически было негде. Делали любые запруды, а еще выход был один, правда, довольно опасный. На территории нынешнего карьера, в его западной части, были две выработки - большущие котлованы с отвесными скалами. Они были заполнены водой, какова их глубина – не знаю, но мы пробирались к этим котлованам-воронкам, рискуя сорваться с высоты на камни или в воду, и там уже на крохотном участочке, ну, может быть, метров 10-15, учились плавать на свой страх и риск. Позже уже осваивали эти водоемы и почти бесстрашно прыгали со скал и выступов и солдатиком, и кувырком. А сейчас я смотрю по снимкам и вижу, что карьер расширился и как бы поглотил эти два  котлована-воронки.

         Теперь попутно и о Пыхтун-горе. Я не совсем согласен, что это название произошло от слова «пихта». Насколько я помню (а это более 70 лет назад) на этой горе, да и вокруг нее, никогда не росли пихты. Лишь только от этой горы вправо (но не на горе), а именно внизу склона, у самого истока Золотушки, росли, от силы, 5-10 пихт. Сама же гора Пыхтун, я еще раз повторяю, представляла собой  поверхность, поросшую кустарниками – черемуха, рябина, мелкий осинник, очень редко березняк, верба, калина, а также кусты желтой акации, смородины, малины и др. И только уже на северном и восточном склонах этой горы, за хребтом, вниз до самого  Казанкола, росли, да и сейчас растут, красавицы-пихты. Склонен думать (и не только я), что само название горы Пыхтун связано с тем, что, когда поднимаешься по ней к вершине, то приходится просто физически напрягаться и пыхтеть, чтобы одолеть этот подъем. Думаю, что именно это понятие и утвердилось у людей, и гору так прозвали. Кстати, на полном серьезе употреблялись и существовали такие понятия как «Шумихина гора», «Шутова гора», Пьяный Лог,  Мордовский Лог, Никитичево озеро, За семафором,(вернее за 13-м магазином – это был такой магазин в том квадрате, пожалуй единственное место общения чуть ли не в половину Темира(официально по территории 5-6-и 7 район –до самого Учулена), или по другому – на Ануе(в Ануе).  Но дело-то  не в этом, гора как гора, правда очень красивая и особенно красив тот вид, который с нее открывается. Я имею в виду опять же  «Кедрушку». Ведь стоишь на краю скалы и почти физически ощущаешь себя в полете! И вот только очень горько, когда глянешь вниз и увидишь коричневую полосу-отвал глины и камня – прямо сердце заходит: ну как так можно вот в такую красоту безжалостно вонзать ржавый нож? И не случайно, наверное, образовалась-набежала вот эта слеза Казанкола. Так и хочется кричать: «Люди! Что же вы наделали?»

 

         Какая же здесь красота была девственная и благодать природная, все было так гармонично и натурально.  Так нет же, нашлись же «умные головы», которые буквально уничтожили это естество, растоптали и обезобразили самый красивый уголок Темира, разрезали прямо по живому, варварски уничтожили лесной подрост и теперь очень и очень на долгие годы обрекли на вымирание.  Это сколько же лет должно пройти, чтобы зарубцевались эти раны-шрамы?  В спешном порядке соорудили здесь вот эту дамбу-уродину, провели какие-то работы по окультуриванию, сделали озеро-запруду, показушно-торжественно объявили о создании зоны отдыха.  Нет, это же слеза Казанкола, а не торжество разума!

 

         Ведь это же парадокс какой-то происходит.  Мое поколение в свое время (70 лет назад!), совершив, на мой взгляд, невероятное – создало-вырастило вот этот рукотворный Сосновый бор, вот эту теперешнюю красу и гордость Темира(это же заповедная зона!), а вот поколение нынешнее, продвинутое и совсем не хозяйственное и рачительное, нашло самый лучший, на их взгляд, вариант уничтожения этого уголка природы…

 

         Однако продолжим далее. В  конце 40-х -  начале 1950-х годов, когда освободили земли от посевов, начались работы по посадке саженцев сосны на огромной территории,  где сейчас красуется Зеленый бор. К работе привлекались и жители 2-го района. Сажали саженцы вручную, под глубокую борозду, затем обильно поливали, ухаживали за саженцами, пололи или косили траву, охраняли от огня. Особенно трудно было первые 3-4 года. Ну и за это нам  как-то и что-то платили. И посмотреть сейчас, практически более чем через 60 лет, на это творение рук человеческих, приятно. Как же это, все-таки, здорово и красиво! Вот такие-то дела, друзья мои.

         Да, очень многое изменилось за эти годы. Последний раз я был в Темире в 2003 году, насколько возможно осмотрел свой Темир в пешем порядке, разумеется, побывал на «Кедрушке», прошел по сосновому бору, был на Каштау,Улу Даге(Маяке), затем в самом Темире посмотрел все и, честное слово, мне стало настолько плохо и больно, что и передать невозможно. Передо мной предстал какой-то умирающий организм. Шахта не работает, а ведь я начинал в ней свою трудовую жизнь, работал младшим буровым рабочим на станке К-200, смонтированном на раме шахтной вагонетки (мы бурили скважины до 200 метров глубиной), затем работал опробовщиком подземных забоев в Геолого-бюро (начальник Ворошилов Олег), излазил и исходил практически все подземные выработки на всех горизонтах: штольни, орты, квершлаги, штреки, гезенги, забои (это до Армии). Кстати, в шахту принимали только с 18 лет, но у меня не хватало полгода. И пришлось пойти на открытый обман - приписку в паспорте, что этого возраста я уже достиг и, таким образом, в шахту все-таки  попал (да простит меня бывший в то время начальником отдела кадров рудника Болтенков И.С). После армии работал на ДОФ, сначала свальщиком-бутобоем, а затем машинистом грохотов.

         Да и рудник жил полной жизнью. Работали: Механический цех, Компрессорная, которая подавала сжатый воздух в шахту, Лесопилка, Литейный цех, Пекарня, Баня, Рудоуправление и комбинат, Больница и Поликлиника, Столовая, Почта, Аптеки, Книжные, Продовольственные, Промтоварные и Хозяйственные магазины и т.д. На копре, над шахтой, почти постоянно зажигалась и горела Красная звезда, что означало, что суточный план шахтой выполнен. А над всем Темиром, строго по  часам, гудел сигнал-гудок (одиночный или двойной), задавая жизненный ритм всему руднику. 

         А что сейчас? Шахта не работает, дробилка вообще исчезла – это какой-то ужас! И люди какие-то просто опущенные, без живинки в глазах и в полной безнадеге.

         Правда есть кое-что и хорошее во всем этом плохом. Есть асфальт, некоторые постройки, хорошая дорога Новокузнецк – Темир - Таштагол, огражденное кладбище на Каштау, где покоятся мои дед Лазарь Васильевич и бабушка Пелагея Нестеровна, мои две тети Мария Лазаревна и Анна Лазаревна, несколько реконструирован стадион, новая 20-я школа, Памятник-мемориал погибшим воинам с фамилией моего отца – Шумихина Федора Лазаревича, и практически одно «живое» предприятие – Доломитный карьер. Все же остальное – в забвении. Как, все-таки, больно и обидно созерцать все это, сознавая , что изменить или помочь в чем-то этому организму-руднику нельзя. Остается, видимо, единственное: хоть какая-то надежда и вера в тех людей, которые там живут, в их невероятное долготерпение.

 

         Теперь немного о себе, хотя бы фрагментарно. В ноябре 1954 года я был  призван в Армию. Службу проходил в Забайкальском военном округе недалеко от Читы. (О службе можно посмотреть здесь: http://prihodtemir.prihod.ru/tvorchestvo_a.f._shumikhina/view/id/1188319

 

Служба была нормальной. Через 3 года демобилизовался, вернулся в Темир и через 4-5 дней пошел в ШРМ в 8 класс. Это был декабрь, за первое учебное полугодие меня, конечно, не аттестовали, но 8 класс окончил прилично. Хотел поступать на заочное отделение в техникум, к тому же я уже был женат. Пришел в школу за табелем, а мне директор школы Грудев Николай Никифорович и завуч Жаворонкова Мария  Павловна посоветовали за летние месяцы 1958 г. окончить 9-й класс, а осенью идти в 10-й, а там и аттестат зрелости получить. Вот ведь как все обернулось! Я посоветовался с женой и согласился на такой вариант.

Вот тут и началось… Я же работал на ДОФ (работа 3-х сменная), учителя в отпусках, некоторые уехали отдыхать, пришлось их разыскивать по квартирам, получать задания, делать контрольные работы, да и дома надо было в чем-то помогать по хозяйству. Одним словом, крутился, как мог, не знал ни дня, ни ночи. Лето пролетело в один момент. И именно в это время (период учебы в ШРМ)   судьба подарила мне возможность побольше узнать вот этого человека – Раису Алексеевну Чигракову. Она работала в нашей ШРМ и там же жила на 1-м этаже, вела у нас русский язык и литературу. Я хорошо знал ее  мужа Николая Ивановича (приношу свои искренние соболезнования по случаю его ранней кончины). Был у них и чудесный пацан, по-моему, Юрка. Так вот, я приходил к ней, чтобы показать свое сочинение или ответить по урокам, а Раиса Алексеевна, часто находясь на кухне (а в коляске лежал Юрка), принимала у меня и устные ответы, и сочинения.  Да, это была великолепная женщина с очень сильным характером, прошедшая неимоверные испытания в связи с инвалидностью, и я с большим удовлетворением узнал, что она жива и здорова и полна творческих замыслов. Она была настоящей фанаткой русской литературы и русского языка. (Между прочим знала наизусть роман «Евгений Онегин»!!!). Так любить литературу и еще стараться донести ее до собеседника (а именно собеседниками она нас делала) – могла только она! Низкий поклон ей, и моя безграничная благодарность!

         Так вот, 1 сентября 1958 года я пришел в ШРМ, прямиком в 10 класс. Разумеется, многие удивились, но потом все поняли. У меня не была за лето сдана только химия, так как преподаватель Аксенова Валентина Васильевна на все лето уезжала на Кубу и потому отсутствовала. А директор Николай Никифорович вместе с педсоветом разрешили мне разделаться с химией в течение трех учебных месяцев, что я и сделал. Впоследствии полностью вошел в учебный цикл, и весной сдал выпускные экзамены, получив долгожданный аттестат зрелости.

         В ШРМ участвовал в общественной работе – был старостой школы и, несмотря на неимоверные нагрузки, связанных с учебой и работой на производстве и дома по хозяйству (а тут еще в ноябре 1958 г. родился сын-первенец), все преодолел. Без ложной скромности говорю, что и сам до сих пор этому удивляюсь. Какая-то прямо жадность к учебе обуяла меня. Правда, у меня был очень хороший и надежный тыл – моя жена Нина Николаевна, с которой мы, кстати, живем уже более 50 лет, и был стимул – мой сын Сергей.

 

         В январе 1960 года я был принят на работу в Кузедеевский райком партии. Переехал туда с семьей, затем, в связи с ликвидацией района, был переведен сначала в Ижморский, а потом в Яйский райкомы партии. Это был 1963 год. В этом же году поступил на учебу в Свердловский юридический институт (Новосибирский филиал) на заочное отделение, окончил учебу в 1968 году.

         В 1965 году был направлен на работу в органы милиции (тогда это было в порядке вещей и, как правило, не обсуждалось). Там же, в Яе, родился второй сын Виктор, который вскоре серьезно заболел, и я вынужден был, по рекомендации врачей, уехать из Сибири. Оказался, таким образом, в Молдавии. Работал все так же в милиции до 1983 года, дослужился до майора, а затем вышел на пенсию по выслуге лет и работал юристом в райисполкоме. Сыновья получили образование, работают. Есть внучка и два внука.

         Прожили в Молдавии  29 лет. В 1998 году переехали в Днепродзержинск, где и проживаем на пенсии. Иногда выезжаем развеяться по бывшему Союзу, бывали во Владивостоке, Комсомольске-на-Амуре, в Забайкалье, где я проходил воинскую службу, и на Байкале, в Хакассии, Алтае, Новокузнецке, в Прибалтике, на Кубани, в Москве, Ленинграде, Самаре и, конечно, в родном Темире. Так что, вроде бы, повидали немало, а сейчас уже и возраст дает о себе знать, да и здоровье подводит, так что больше находимся дома и довольствуемся почтовой перепиской или телефоном.

 

         И еще об одном хотел бы сообщить и посоветовать. Может быть, кого-то заинтересует идея начать изучение своего семейного древа. Поверьте, это так интересно! Я занимаюсь этим скоро 10 лет (правда, не всегда активно) и мне удалось установить почти точно откуда есть-пошла династия Шумихиных. Докопался примерно до 1840 года. Оказалось, что мои корни находятся где-то в районе нынешней южной границы Архангельской и северо-восточной границы Кировской областей! Удалось установить фамилию, имя, отчество моего пра-прадеда Шумихина Семена Никифоровича, который где-то в 1840-1850 годы с семьей переселился из этих мест на Алтай, в село Залесово, где прочно обосновался, вместе со своим братом Савелием и старшим сыном Василием (это мой прадед). Построили в селе первую кузницу и, поскольку были людьми мастеровыми, вскоре стали заметной семьей села. Подрастали дети и внуки. Прадед Василий женился на Залесовой Варваре Никоновне, которая являлась уже пра-пра-правнучкой самого первого поселенца и основателя этого села Залесова Ивана Федоровича, в честь которого и названо это село. Кстати, село очень красивое (умели же люди выбирать места!), я там побывал в 2007 году – на родине своих предков. Как это здорово!

 

         Так вот, в 1910, или 1912 году Семен Никифорович умер, хозяйство осталось на руках у старшего сына Василия и его жены Варвары, а также их сына Лазаря (это мой дед), которому было в то время 16-17 лет. Все также семейство занималось кузнечным ремеслом. Хозяйство становилось, по деревенским меркам того  времени, вполне нормальным. Но в годы коллективизации оно попало в разряд кулацких и было реквизировано. Под раскулачивание попало 2 дома, кузница, 2 лошади, 2 коровы, 5 овец, 5 десятин земли и др., а самих хозяев, т.е. Василия и его жену Варвару сослали в Нарым – это 600 км от Залесово на север. Их старший сын Лазарь, боясь преследования (ему было 34 года), тайно уехал из Залесово и оказался в Новокузнецке – стал работать на строительстве КМК и тоже в кузнечном цехе. Его жена Пелагея Нестеровна (это моя бабушка) сумела в Залесовском райисполкоме раздобыть справку о, якобы, бедняцком происхождении и положении (ей в этом помогал ее родственник, работавший в райисполкоме), и  в одну из ночей в феврале  1930 года тайком выехала из села вместе со своими детьми (сыновья Федор - 16 лет и Петр - 9 лет, дочери Мария - 6 лет и Анна - 3 лет), а также золовками Марией и Анной. На пятые сутки приехали в Новокузнецк, где и стали жить сначала в землянке, а затем в бараке.

         Через 2 года после ссылки, Варвара Никоновна бежала из Нарыма и также появилась в Новокузнецке, где стала жить, уже нелегально, у своего внука Федора (это уже мой отец), который к этому времени женился и жил отдельно от родителей. В 1935 г. она умерла и была похоронена на кладбище Редаково в Новокузнецке. А Василий Семенович (ее муж) между прочим в свое время служил во Флоте царской Армии и был участником Цусимского сражения с Японией в1904-5 гг, (когда расстреливали «Варяг»), тоже бежал из Нарыма, но вскоре был задержан в комендатуре г. Томска. Дальнейшая судьба этого человека, к сожалению, неизвестна, и все мои попытки что-то узнать, успехом не увенчались.

         Отмечу, что вся моя переписка по воссозданию семейного древа, это дело довольно трудное, потому что практически все архивы (Барнаул, Киров, Томск и др.) просто сообщают, что вопросами установления родственных связей, в том контексте, как я писал, архивы не занимаются. Или, что подобные услуги выполняются на платной основе. Или, в запросах обязательно должны быть указаны даты и места рождения и т.п.  Ну а в лучшем случае, рекомендуют лично приезжать к ним и работать с архивами самостоятельно. Вот такие-то дела.

         И все-таки, уверяю вас, это очень интересно: искать и находить и, как говорят, игра стоит свеч! Я схематически изобразил свое семейное древо и оказалось, что оно весьма раскидисто и сейчас насчитывает, по меньшей мере, более 40 ныне здравствующих человек только по мужской линии. Здесь и Темир, и Новокузнецк, Самара, Прибалтика, Белоруссия, Украина, Кубань, Татарстан, Подмосковье и другие места. Практически со всеми я поддерживаю связь, а это, согласитесь, приятно и интересно.

 

         Теперь - далее. В Темир-Тау  все семейство Шумихиных, так сказать, в полном составе, поселилось в 1936 г. Глава семейства Шумихин Лазарь Васильевич (это мой дед) работал кузнецом на Конном дворе. По тем меркам это было солидное предприятие, так как  практически весь Темир был на гужевой тяге. Машин и тракторов не было, и даже породу в отвал от дробилки вывозили на лошадях (тогда еще террикона не было), да и все работы выполнялись лошадьми. Деда не стали призывать в армию даже во время войны (была бронь). Да и вообще, мастер он был отменный и известен всем. К нему постоянно обращалась вся округа за помощью: починить-запаять-выковать любую посудину и инструмент. И никогда он не отказывал, за что его искренне уважали.

         Мой же отец Шумихин Федор Лазаревич, 1915  г. рождения, тоже был мастеровым человеком, работал в Механическом цехе рудника, был комсомольцем, но в 1938 г.  из комсомола его исключили за то, что был внуком раскулаченного в 1930 г. своего деда Шумихина Василия. Вот ведь какие были дела.

         В 1940 г. он был призван на действительную(срочную) службу в Красную Армию, участвовал в боях с белофиннами, а в июне 1941 г. приезжал в Темир домой  на 4-5 дней, чтобы проститься с семьей и уйти на фронт уже Великой Отечественной войны. С войны он уже не вернулся – погиб 17 февраля 1945 г. под Кенигсбергом и похоронен в братской могиле № 23/569  в г. Бранево воеводства Эльблонг (Польша). Было ему всего 30 лет. Остались у него жена Матрена Ануфриевна и два сына - Александр и Виктор 9,5 и 7,5 лет. Осталась и фамилия на мемориале погибшим воинам в Темир-Тау.

 

         Еще один Шумихин – это Петр Лазаревич (мой дядя по отцу) в 1941 г. окончил 9 классов Темирской школы и добровольно пошел на фронт. Окончил краткосрочные курсы в Кемеровском пехотном училище и был направлен на Калининский фронт. В боях под Ржевом ранен, попал в плен, был в концлагерях городов Смолич, Борисово, Кальвария, Нюренберг. С одним из товарищей бежали из лагеря, прошли по Германии не одну сотню километров, когда, попав в Чехословакию, встретились с тамошними партизанами и вместе с отрядом Чехословацкого Сопротивления «Бывалые» участвовали в боевых операциях, а затем уже встретились с наступающими частями Красной Армии. В 1947 г. он приехал в Темир-Тау, женился, работал в школе ФЗО, затем машинистом шахтного подъема, диспетчером шахты, потом переехал с семьей на новый рудник Каз, где работал и горным мастером, и диспетчером рудника, а затем вышел на пенсию и сейчас проживает  на Кубани.

         В этой же Темирской школе в свое время учились и все другие Шумихины, но сейчас там практически никого не осталось из этого рода – разъехались кто куда и, разумеется, с добрыми воспоминаниями о своей школе и в целом о родном Темире.

                    В декабре 1946 . мама вышла замуж за Коханова Александра Петровича( он был из реабилитированных),  Ей уже было 35 лет В течение последних 5 лет они сумели родить двоих дочерей  Глину и Людмилу и брата Юрия и таким образом у меня появилось сводные сестры и брат.    Отчим Коханов в общем-то был нормальным мужиком, нас с братом Виктором не обижал, но с течением времени стал увлекаться выпивкой и злоупотреблять этим, хотя продолжал работать сначала в Доломитном карьере, а затем в Шахте. Так продолжалось до августа 1961 г, когда он после очередной пьянки просто умер.   И теперь уже мать осталась с 5-ю детьми.. Но мы  с братом Виктором уже становились доброй опорой в семье , полностью занимались домашним хозяйством и как могли тянули и обеспечивали себя.  Ну а младшие, разумеется оставались у нас на руках.   Надо отметить, что отчим, между прочим был хорошим сапожником и неплохо разбирался  в модельной обуви  и в некоторых случаях самолично мастерил женские сапожки, ботинки, имел хороший вкус,но эти обувки у него получались только на трезвую голову, а это практически всегда была проблема, так и оставался он таким.  Каких-либо доводов он не принимал.

 

          После моей демобилизации из Армии в1957 . и последующей женитьбы еще некоторое время пришлось терпеть эти загулы, но в1960 г. меня рекомендовали на работу в Кузедеевский Райком партии и я оставил  Темир     

         И все-таки, хотелось бы немного поразмышлять о следующем. То, что я написал о своем детстве и детстве моего поколения, до молодежи, может быть, и не доходит. Но ведь мы же это прожили-пережили и испытали полной мерой – наше детство было очень горькое. Но при всем этом, чувствуем себя почти удовлетворительно, а порой даже и счастливо. Радости тоже бывали, хотя бы и со слезами на глазах, но жили мы, смею утверждать, очень искренне и с надеждой на будущее. От души и по-хорошему завидуем вам, молодые люди, что вы не бываете голодными, безнадзорными и неухоженными, живете в достатке и т.п.  Бесспорно, что бываете и умнее нас и, как говорят «соображалка» у вас на порядок выше – казалось бы, что все предпосылки для всестороннего развития у вас есть и они вполне реальные,  и вы этим живете. Тогда почему же при всем, так сказать, изобилии этих предпосылок и материальных  благ, человек-то, по-моему, куда-то не туда идет-развивается? Все в большем количестве нарождаются пресловутые «новые русские», в которых исчезают, или уже исчезли, душевное сострадание, моральные и простые человеческие ценности, проявляются невероятный эгоизм, зависть и жадность. Человек самоуничтожается и по большому счету теряет свое предназначение. А это страшно.

 

         Я не склонен морализировать, а констатирую мрачную, на мой взгляд, действительность. И поэтому-то люди моего поколения так болезненно воспринимают тот бедлам, который утверждается в обществе. Думаю, что  ни в коем случае нельзя допускать того, чтобы человек сам себя низвел до положения «минус».

         Помните об этом всегда, будьте просто разумными в выборе своего жизненного пути, будьте жадными к овладению знаниями, будьте добрыми ко всем людям.

         Разумеется, вы когда-то тоже будете такими же, мягко говоря, старенькими (хотя сейчас вы об этом даже и не задумываетесь – и правильно делаете), будете на склоне лет своих вспоминать свое детство, свою школу, своих родителей – все это непременно будет. Так торопитесь же сейчас больше делать добрых дел – все это впоследствии вам окупится сторицей.

         Не огорчайте учителей своих – они ваши поводыри и наставники, они  ваши вторые родители, которые стараются втемяшить вам (какое меткое и хорошее слово!) азы науки и жизни и отдают вам самих себя.

Берегите и почитайте родителей своих и всегда о них помните, они дали вам жизнь – это бесценное состояние бытия. Так дорожите этим! Хочется все-таки верить в лучшее будущее – так что творите его! Здоровья и счастья вам, мои юные друзья! Любите свой Темир-Тау – это лучшее место на Земле!

 

         А учительскому коллективу – терпения, терпения и терпения! Работать с этими «ежиками», «нигилистами», «митрофанушками» - это большое счастье и дело очень благородное. Ведь «вылепить», «сынженерить» человека нормального и выпустить его в свет –  очень ответственно и трудно, но ведь вы эту стезю сами выбрали и, думаю, не ошиблись, а этот путь-стезя под силу только сильным людям, людям благородной души, мужественным и смелым. Главное – не отставать от своих учеников!

         Будьте достойны этого пути! Удачи и успехов вам на долгие годы!

 

       

Хотелось бы отметить и уточнить отдельные фрагменты расположения некоторых объектов и производств по Темиру и, в частности, во 2-м районе.

         Где-то в годы войны (или даже раньше), территория вокруг нынешнего Доломитного карьера выглядела совершенно иначе (я уже не говорю о жилом секторе и тех домах, что позже были погребены под многомиллионнотонными отвалами, о которых я писал ранее).

Раньше добыча доломита проводилась в основном в двух карьерах-котлованах, соединенных между собой штольней. Технология была примерно такой: в Западном карьере на уступах бурились шпуры, закладывалась взрывчатка, проводилась отпалка. Куски-валуны доломита и породы грузились в люки, затем в вагонетки и вывозились по соединительной штольне в другой  карьер, где прямо на путях сверху промывались мощной струей воды. Затем уже вывозились на дробилку, которая располагалась там, где и сейчас находится, на горке метрах в 500-600 от второй воронки-карьера. Вагонетки с нижнего горизонта с помощью каната поднимались по крутому склону и опрокидывались в две дробильные машины. Затем щебень доломита еще раз промывался обильной струей воды, проходил грохочение (разделение на стандартную и мелкую фракцию), и вывозился к разгрузке в бункеры. После чего грузился в железнодорожные вагоны и отправлялся на станцию Ахпун, оттуда - в Новокузнецк, на КМК.   

         С выработкой доломита в этих карьерах-воронках стали разрабатывать новый карьер, уже поближе и несколько севернее дробилки. Там сейчас уже находится и современный гигантский котлован-карьер, где, собственно, и идет добыча доломита. А старые два карьера-воронки затопили водой.

         Отработанная вода от дробилки и бункеров вместе с раствором глины и мелких камней направлялась по железным желобам-лоткам  в лощину, в сторону хлебопекарни (это примерно один км). Другая же часть отходов доломитного производства (глина, пустая порода и др.) грузилась в вагоны–думпкары, вывозилась по ж.д. ветке до рудничной бани и хлебопекарни, затем задним ходом вагоны толкались по другой колее и сваливались (разгружались) в отвал. За короткое время все пространство от бункеров и до пекарни было заполнено этими отвалами.

         Добыча доломита и буровзрывные работы, особенно отпалка, всегда сопровождались надрывным воем сирены-сигнала, которая была установлена на дробилке и была слышна практически по всему Темир-Тау. А жителям близлежащих домов она (отпалка) приносила много неприятностей, т.к. на их огороды, а часто и дома прилетали, порой довольно увесистые, камни, и это тоже было одной из причин оставления своих насиженных и обжитых мест и переселения подальше от карьера.

Необходимо, думаю, напомнить еще вот о чем. Когда-то в этом районе, не доходя до бункеров доломитного карьера метров, наверное, 500, с левой стороны велась разработка железной руды, и называлось это место «Большая Гора». В склоне этой горы была пробита штольня, уходящая в глубину примерно на 700-800 метров, где руда добывалась уже по другой технологии, чем доломит в карьере. Была узкоколейка для вывоза руды и породы, и руда, таким образом, вывозилась и грузилась прямо в вагоны, а все отходы опять же сваливались в отвал (руда, между прочим, была богатой по содержанию железа, правда, была сильно окисленной и имела желто-коричневый цвет).

         Попутно отмечу также, что подобная окисленная руда добывалась и на рудничной шахте в районе нынешних Водобаков, а также в районе Учуленского кладбища.

         Со временем на вершине Большой Горы образовались две воронки-котлована, как результат выработки рудного тела. Воронки со временем заполнились водой, возникла здесь нынешняя «Восьмерка», которую мы использовали как бассейн.

         Недалеко от устья штольни был токарный цех, станки в котором работали и крутились с помощью прорезиненных трансмиссий, и стоял невероятны шум. Штольня была  соединена узкоколейкой с доломитным карьером и выходила к механическим мастерским и кузнечному цеху, и бункерам карьера.

         Кроме того, в те годы еще не было современной дробильно-сортировочной фабрики (ДСФ). На этом месте был дом Мастюгиных, от которого до конторы доломитного карьера вела крытая галерея, где по узкоколейке с дробилки вывозилась мелкая фракция (крошка) породы, которая вначале перемещалась от узкоколейки обычной лебедкой-скрепером, а со временем здесь смонтировали террикон и построили машинное отделение для подъема и разгрузки скипа. Террикон постепенно увеличивался, высота его достигала, пожалуй, 30-40 метров. Лебедка-скрепер мне запомнилась еще и потому, что в один из дней рычагом этой лебедки прямо у меня на глазах получил очень серьезную травму механик карьера по фамилии Кенигсберг (лебедка была установлена у края дороги, по которой ходили жители района).

 

         Попутно хотелось бы напомнить также, что водоснабжение жителей 2-го района в основном осуществлялось из колодцев и родников, а также из ручьев, бегущих по ложбинам. Хорошие колодцы были у Линниковых,  Зенковых, Букреевых, Власовых, Вишняковых и других поселенцев. Однако одним из самых хороших источников был родник прямо на территории доломитного карьера, и многие жители, несмотря на приличное расстояние, ходили на этот родник с ведрами на коромысле, преодолевая всевозможные опасности, связанные с риском попасть под электровоз с вагонетками в крытой галерее и хождением по путям узкоколейки. И бывала очень обидной ситуация, когда преодолев этот путь с коромыслом на плечах, шагая по узенькой снежной тропинке и, поскользнувшись или запнувшись, вдруг оказаться с пустыми ведрами! Горю и обиде в этой курьезной ситуации просто не было предела. Но ведь как-то же терпели и переносили все это!

 

         Где-то в начале 60-х годов на восточной окраине поселка начали разрабатывать Мраморный карьер, но вскоре забросили его якобы по причине неправильной технологии добычи.  Знаю, что на месте этого карьера были неплохие сенокосы, и что удивительно, верба здесь распускалась самой первой, а зимой  наметалось столько снега, что он лежал до конца июня но,  трава в этих местах все-таки успевала вырасти. Кстати, такие же снежные наносы долгое время сохранялись в районе Кедрушки, Маяка (Улу-Дага) и других местах

 

         Недалеко от Мраморного карьера (еще восточнее) начинается речка Золотушка(Полгышта). Долина этой речки изобиловала шурфами и ямами, вырытыми старателями в поисках золота - вплоть до Аммонитного склада внизу по течению. Судя по количеству шурфов, золото здесь, видимо, все-таки водилось (недаром и речушку так прозвали).

Где-то в 1948-1949 годах была попытка соорудить здесь дамбу-запруду и сделать водоем, для чего практически всех старшеклассников нашей школы мобилизовывали на эту «стройку века». Работали на дамбе только руками (лопаты, кирки и тачки), техники абсолютно не было. И, надо сказать, кое-что получилось. Дамбу соорудили, но не совсем, видимо, удачно, да и водоем оказался не слишком большим, и, по-моему дамба простояла год-два и постепенно размылась, а со временем и вообще исчезла.

 

         Примечательным местом был и рудничный рынок-базар. Он располагался на взгорке влево от хлебопекарни. Рядом была «Артель инвалидов» (починка и ремонт обуви, мастерская одежды, парикмахерская и др.), прилавки, киоски и ларьки, магазин скобяных товаров, магазин «Сибпушнина», где принимались меховые шкурки, в основном от охотников-шорцев, в обмен на охотничьи припасы, продавались капканы, различные ловушки, порох, капсюли и другие охотничьи и рыбацкие мелочи-снасти. Недалеко была «Бойня» по забою скота, торговали мясом, потрохами, но цены были, особенно в годы войны, невероятные. Как, впрочем, и на все другие продукты и товары.

         На базаре действовали гадалки-предсказательницы, морские свинки вытаскивали талончики-пакетики и тоже предсказывали судьбу, различные доморощенные фокусники-мошенники буквально раздевали доверчивых и одураченных игроков, большое количество нищих и попрошаек дополняли всю эту базарную картину.

Неизменным «базарником», т.е.главным распорядителем, был некий Могилат Иван, хромой на правую ногу инвалид, который распоряжался всем и одновременно собирал деньги (рыночный сбор), по-моему, в сумме 1 рубль 20 копеек (его так иронично и  звали «рупь-двадцать»).    

Кстати, недалеко от этого базара проживал с семьей и наш Бог погоды - Анатолий Витальевич Дъяков, о котором я уже писал.

 

         Еще один штрих. На руднике была неплохая футбольная команда. К нам часто приезжали футболисты из Новокузнецка, Таштагола, Мундыбаша, Калтана и других мест. Кумирами нашими были Николай Семкин – защитник (он работал в шахте бурильщиком, по-моему, а со временем уже стал и каким-то начальником на руднике), инженер Клиндух – был нападающим, Ваня Павлов – вратарь, и другие. Сейчас уже многих и не помню. Конечно, мы были страстными болельщиками своей команды и во многом подражали своим кумирам.

 

         Считаю необходимым также отметить, что при всей бедности и существующей карточной системы во время и после войны, государство все-таки не забывало детей. Помню, что детей направляли в пионерские лагеря. Я тоже со своим младшим братом побывал в одном из них под Мундыбашем (вверх по Тельбесу, на правом берегу). Привозили на рудник и раздавали ребятам из числа детей фронтовиков, как сейчас говорят, гуманитарную помощь, в том числе из Америки. Для нас было удивительным одевать брюки-штаны из полосатого материала, какие-то немыслимые куртки и ботинки с замочками-молниями, бейсболки и майки с латинскими буквами, какие-то «химические» чулки-носки и т.д. Безусловно, мы были рады этим подаркам

 

         Невозможно конечно же забыть, что даже в годы войны руководство рудника сумело организовать работы по радиофикации второго района – за короткое время сумели натянуть провода и установить почти в каждом доме вот эти радиоточки(тарелки), откуда поселенцы и черпали всю информацию и все сводки Совинформбюро…Незабываемыми были и просто посиделки – вязали солдатские рукавицы и носки, шили кисеты, платочки, собирали посылки, письма писали и записки – и желали только Победы!

 

         И еще один штрих из жизни поселенцев, связанный с их духовным состоянием. В поселке отмечалось довольно таки заметное влияние со стороны христиан-баптистов (во всяком случае, во втором районе). Правда, в основной массе, люди вроде и не были большими приверженцами религии. Церкви в поселке не было, как и официальных молитвенных домов, но наверняка в каждом доме находилось по 1– 2 иконки, но, как говорят, до фанатизма дело не доходило. А вот что касается баптистов, то здесь дела были посерьезнее.

         Икон у них не было, как и не было другой какой-то религиозной атрибутики. Они по субботам проводили свои собрания по очереди в своих домах. Насколько я помню, на каждое собрание приходило примерно 20-25 человек. Я тоже не избежал этой участи и бывал на собраниях раза 3-4.  Помню, меня даже хвалили, что, вроде бы, неплохо пел в общем хоре. Но потом как-то отошел от этого и прекратил посещения. А затем, с годами, вообще утвердился в атеизме.

Не знаю, какую пользу или вред приносили эти собрания, но это, видимо, было все-таки каким-то утешением для множества вдов и солдаток, и как-то отвлекало или успокаивало от неимоверных трудностей, выпавших на их долю.

 

             Помню, как строили и открывали Дом культуры (клуб), а мы сажали тополя, березы и кустарники вокруг него, Была возле клуба танцплощадка, играл духовой оркестр. Как строили кирпичные дома по улице Центральной,  Помню, как копали-строили подземный переход-спуск от зарядной в раскомандировке непосредственно в Главную штольню на 440-й горизонт (до тех пор горняки ходили по открытому воздуху от быткомбината до устья штольни), как строили общежитие «Лондон» , Пожарное депо, где были уже и автомобили взамен обыкновенных повозок с помпами-насосами, запряженных двойкой-тройкой лошадей с колокольчиками под дугой. Помню, что самые дорогие конфеты «Экстра» стоили 285 рублей и их мог купить только управляющий рудником. Помню, что в хлебопекарне хлеб зачастую пекли в формах, которые смазывали обыкновенным солидолом(а нам говорили, что он пищевой), а рудничная баня работала через день. Что при въезде в поселок по железной дороге из Учулена стоял семафор с откидывающимися вверх-вниз указателями, а паровозы встречали с жезлами из проволоки-петли. Помню и все деревянные тротуары – этот обязательный и необходимый атрибут Темирского градостроительства.(ведь тротуарам этим всенепременно следовало бы и оды складать!).  ОРСовская база (продуктовая) была в тупике возле стадиона, недалеко была и Нефтебаза. Поселковый Совет находился на улице Октябрьской, а затем - в Центре, в 2-х этажном здании около мини-базарчика и Мемориала погибшим воинам, где есть и фамилия моего отца. А недавно узнал, что  Мемориал перенесли в другое место, и  на его месте (или совсем рядом) построили жилой дом.

         Возникающие при этом мысли типа «а не рвануть ли туда еще хотя бы раз на свою малую родину?» . к сожалению так и остаются несбыточными…Здоровье явно не то. Так что приходится довольствоваться только тем, что есть Интернет.

         Я предполагаю, что среди жителей и, в частности, жителей второго района, примерно 10-15 процентов были люди других национальностей (мордва, мокшане, шорцы, украинцы, белорусы и др.). А если взять жилой сектор, о котором я пишу, то, пожалуй, мордвы и мокшан было более 20 процентов.

         Хотелось бы особенно, и обязательно, отметить, что существовал здоровый и нормальный дух сожительства, который присутствовал всегда в жизни поселенцев. Не было распрей и споров, люди просто не различались и не могли различаться по национальному признаку. Запросто роднились семьями и жили очень дружно. У мордвы и мокшан был свой язык и свой говор, и нам, особенно в детские годы, было любопытно знакомиться с их языком. Они тоже участвовали во всех делах, тоже были трудоголиками, тоже тянули ту же лямку. Повторяю и подчеркиваю, никаких споров, распрей, упреков, унижений и преимуществ ни у кого не было. И порой трудно было различить, кто русский, кто мордвин, или наоборот.

 

         Несколько слов об Оськином жилье. Оно находилось в 6-7 километрах от Темира на восток, при слиянии речек Тельбес и Керс. Это было небольшое поселение, домов 20-25. Здесь находился небольшой колхоз. А основателем и первым председателем был Букреев Павел Иванович.(на своем кауровом Воронке, с ружьем за спиной –его можно было встретить где угодно в тайге).  Колхоз хотя и был небольшим, но достаточно не бедным, а поселенцы Оськина жилья были людьми старательными и хозяйственными. Все сельхозработы выполнялись на лошадях, пахали, сеяли рожь, пшеницу, овес, у каждого хозяина был свой огород и почти у каждого имелись пчелы. В селе была и небольшая мельница. В реках Тельбес и Керс рыбачили удочками и острогами, ставили «мордушки», жерлицы и переметы.

         А от Оськина жилья, выше по речушке Керс, находилось и одноименное чисто шорское поселение, здесь была и начальная школа. Дальше, через гору, было крупное поселение Мечинск, тоже шорское, здесь уже и Сельсовет был. В окрестностях этих сел стояли кедровые леса, куда мы ходили за шишками. Надо отметить доброжелательность шорцев Керса и Мечинска. Они часто приносили или привозили на поселковый рынок-базар свою продукцию: орехи и шишки кедровые, шкурки бурундуков, белок, рысей, рыбу, ягоды, березовые туеса, поделки из дерева и т.п. Тайгу свою они знали назубок – она им была буквально вторым домом. И охотниками они были классными и смотрелись очень живописно: зимой на коротких лыжах, оббитых шкурками, с палкой-лопаточкой, ружьем-дробовиком (иногда шомпольным), расписным ножом, с торбой за плечами, в мягких сапогах-ичигах, и, как правило, с собакой. В торбе лежали капканы, силки, петли, огниво и трут и другие полезные вещи (в Керсе я впервые ел бельчатину, а в Мечинске – медвежатину).

         Сейчас же на Оськином жилье никого нет. Колхоз постепенно захирел и примерно к концу 1950-х годов перестал существовать, поселенцы разъехались, остались несколько пустых домов, часть из которых позднее была вывезена на тракторах в Темир. Знаю, что там в одно время обосновался и долго жил Калмыков Иван (он был другом моего отца Федора Лазаревича, и меня тоже знал), который затем перебрался в Керс. И как-то зимой 1959 года мы с моей матерью Матреной  Ануфриевной приезжали к нему на лошади и покупали у него сено, и ночевали у него.

         В пойме Тельбеса, на левом берегу (от Оськина жилья вверх примерно полтора километра) проживал и охотничал Дудко Григорий (он был из репатриированных, о которых я писал), который в Темире жил недалеко от Жаворонковых и того места, где находятся захоронения заключенных, а теперь там стоит Поклонный Крест (о нем я тоже писал).

         Бывая на Оськином жилье, мы часто пользовались одной из лодок, которые были на переправе, и поднимались или спускались по Тельбесу на полтора-два километра, где и рыбачили. Неплохие рыбные места были в устье Керса, где ставили жерлицы, и по правому берегу Тельбеса - силяли щурят. На жерлицу однажды попала щука в 70 сантиметров – радость была неописуемая.

         Кстати, когда-то по Тельбесу сплавляли лес, и довольно мощно, воды в реке было больше, для удобства лесосплава строились отбивные боны из бревен, с которых мы тоже рыбачили. Но потом, с вырубкой леса в верховьях Тельбеса и Таза, уровень воды в реке понизился, и через нее можно было перебраться вброд в любом месте. Соответственно, упала и рыбалка (а ведь здесь и таймень водился!).

         Кроме Тельбеса и Оськиного жилья приходилось, разумеется, бывать и в других живописных местах, в том числе за Двумя Братьями, в Кедровке, Чарыште и Шестаковке с выходом на речку Мундыбаш, в Сухаринке, Самарском Логу, а также на 6-м и 11-м Казе и красивейшей в этом месте Шалбан-горе. Тенеше, Каштау, за Улу-Дагом (Маяком) до рудника Тельбес. Кругом краса невероятная, и до сих пор стоит перед глазами.

 

         Несмотря на все беды и лишения, которые преследовали людей в те трудные военные и послевоенные годы, люди всегда оставались людьми. Даже в те времена они находили в себе силы, правда не так часто, собираться вместе и устраивать веселье, порой буквально со слезами на глазах, но все-таки - неподдельное веселье.

         Обычно готовили домашнюю брагу, это был, пожалуй, единственный спиртной напиток того времени, в меру полезный и в меру вредный. Делали складчину, несли свои нехитрые и простые, своими руками приготовленные, закуски, втайне надеясь, что их одобрят, выпивали-закусывали, одним словом, как сейчас говорят, «отрывались» по полной программе.

         Обязательными музыкальными инструментами были гармошка, балалайка, а также деревянные ложки. Были и пляски, и частушки, и различные прибаутки, были и «ряженые». Ну и, конечно же, были и песни. Жаль только, что сейчас их очень редко поют. Да и поют ли вообще? Но ведь в нас-то они сидят и вопиют! Их же забыть-то совершенно невозможно! И количество их было просто невероятное! «Окрасился месяц багрянцем», «Степь да степь кругом», «Далеко в стране Иркутской»,  «Хасбулат удалой», «Там, в саду при долине громко пел соловей», «Где же ты бегал, мой черный баран?», «Сронила колечко»,  «Катюша», «На закате ходит парень возле дома моего». Ну и так далее.

         Опять же, без ложной скромности скажу, что лучшими исполнителями и запевалами всех этих и других песен считались мой дед Лазарь Васильевич и моя мама Матрена Ануфриевна – и это честно. Безусловно, я до сих пор горжусь этими родными мне людьми и полагаю, что они этого очень даже заслужили.

 

         Знаю и до сих пор помню многих людей, начиная от управляющего Саленко(красивый же у него «выезд» был с вороным жеребцом(по штату положено!).  Знал также Коваленко, Мошкина, Гришина, Кузьмичева, Хитрова(гл.бух.), Халевина П.А.(секретарь парткома), Портных П.И.(рудком), Маринича, Ворошилова О.,Локотко,  инженеров Чернышова,, Калявина, Клиндуха, Семкина Н.И., Болтенкова И.С., Островерхову Э.И.(была председателем Поселкоого Совета,), Чуркина и Цибизова из Орса, Грудева Н.Н.(директор ШРМ) Туран И.Т.(начальник ДОФ), хирурга Макарову Р.П., главного механика Макарова К.Ф.(механик от Бога!). Знал и многих других, честь им и слава, что вместе со всеми темирцами в труднейшие годы военного и послевоенного лихолетья делали для Темира столько многого!!! 

                    

         Вообще Темир и его так сказать инженерный корпус, насколько я понимал неплохо, как говорится, котировался  в Кузбассе, и вообще вся инженерная мысль часто превращалась в хороший результат, витал здоровый дух соревнования в этом плане. А в Механическом цехе проводились различные разработки и эксперименты по внедрению этих мыслей, в почете было рационализаторство, работали постоянные технические курсы и учеба-подготовка техперсонала, в том числе областного масштаба

 

         Одно время велась и действовала школа ФЗО(фабрично-заводского       обучения), где готовили нужных специалистов различных профессий.

         Помню также и знаю, что во время войны и позже  в шахте работало много женщин, в том числе и на сугубо мужских работах- женщины были и машинистами электровозов, и стволовыми, и откатчиками, и даже люковыми, ну а главным образом были буроносками.  Сейчас конечно даже трудно представить себе эту, в общем-то хрупкую, одетую в брезентовую робу женщину, в кирзовых сапогах или тех же резиновых чунях, с каской на голове, с карбидной лампой(позже появились и аккумуляторы) с лентой-лямкой через плечо, в брезентовых  рукавицах – и вот это создание лезет по вертикальному гезенгу с буровыми штангами в штреки и забои, несет-волочит эти 2-3 метровые металлические буры. Позже, правда женщин из шахты вывели, но  то, что они сделали во время работы под землей – ведь и памятник не грех бы поставить!

 

Помню и большие снежные заносы и деревянные щиты для снегозадержания в том числе и авральные мобилизации населения по расчистке железнодорожных путей, особенно ж.д.ветки на Доломитный карьер, района самой станции Ахпун, а также большого участка пути от Каштау и почти до Учулена.  Снегоуборочных машин тогда просто не было. И поэтому короткий приказ-призыв: «Хозяйка – на снегоборьбу!» был очень даже обязательным и обсуждению просто не подвергался.

 

         Запомнилось, как построили Первый книжный магазин в поселке, который впоследствии неоднократно перепрофилировали и сейчас он носит название «Березка».. Да, это самый ПЕРВЫЙ книжный магазин_(по-моему 46-48 г). Рядом с рудничной столовой(тоже первая столовая прямо с необычным в то время самообслуживанием) и которая была по иронии судьбы напротив   вагончика-Когиза и старого здания Пожарного депо и недалеко от нынешнего «Лондона».   За короткий период было построено и здание Рудоуправления с Бытовым комбинатом, а напротив его справа в сторону Конного двора, было одноэтажное кирпичное здание – столовая ИТР, в которой питались строго по талонам.  А рядом двухэтажное деревянное здание, где работали курсы подготовки ИТР для горных предприятий уже всей Кемеровской области  Здесь же была по сути теоретичекая вотчина Макарова К.Ф. а в Механическом цехе – его царство.  Именно здесь он разрабатывал и внедрял свои новшества-задумки по созданию станка стыковой сварки поломанных буровых штанг для перфораторов в шахте.  Именно здесь он  с сотоварищи разрабатывал и внедрял различные типы и виды буровых станков вертикального и горизонтального бурения, и как я думаю, вершиной его деятельности была разработка уникального бурового станка К-200 на базе-раме обыкновенной шахтной вагонетки, на котором мне приходилось работать (мы бурили скважины глубиной до 200 метров, станок очень удобный, компактный и послушный)  Ай да Макаров!!!  Впоследствии большая группа разработчиков была удостоина Ленинской премии.

 

         С работой на этом станке меня связывает и весьма курьезный случай.  Как младший буровой рабочий во время смены(а это была всего лишь только третья рабочая смена в моей жизни, я должен находиться на верхнем полке буровой и следить за процессом бурения на высоте 4-6 метров.)  Именно в эту смену на буровой штанге вверху, где есть соединение штанги с элеватором-вертлюгом и водяным шлангом для подачи воды на забой скважины(этот узел в обиходе называют затыльником) вдруг сорвало сальник и струя воды под небольшим правда напором ударила вверх, от чего я откровенно испугался и не знал что делать.  Внизу же подо мной буровой станок, которым управляет буровой мастер Терентьев Г. И старший буровой рабочий Сафронов Сашка(старше меня на 4 года).  Мастер станок выключил, но вода из трубы-шланга хлещет по всей буровой. Одним словом – авария… Мастер кричит мне: «Давай бегом на вторую буровую за подзатыльником!»  Я второпях сползаю-спрыгиваю с верхотуры вниз и рванул по откаточному штреку на соседнюю буровую(она метров за 200 от нашей, а всего у нас было только 2 станка) и отбежал наверное метров 40-50, когда вдруг понял, что меня попросту развели как пацана.  Возвращаюсь на буровую, вижу как мастер и старший буровой буквально катаются от смеха, что их розыгрыш удался  Вот такое я получил первое рабочее крещение.  И разве можно об этом забыть?

 

         Однажды во время работы на буровой (мы стояли в то время на 320-м горизонте), неожиданно на забое скважины(примерно на 60метровой глубине) произошел очень мощный взрыв воды – буквально фонтан рванул из глубины, не знаю под каким давлением, но этой струей сорвало верхний рабочий полок из плах(мое рабочее место) и мощная струя ударила в потолок буровой камеры. Мгновенно вырубился свет, станок остановился, а затем более часа примерно  фонтан этот изрыгал из себя сотни кубов чистейшей питьевой воды.  Прибыли геологи, гидрогеологи, горноспасатели, а фонтан хлещет мощной струей!!! (повторяю, что это было на глубине 350-370 метров от поверхности земли и если это спроецировать на поверхность, то точка фонтана находилась под правым из Двух Братьев (на Западном месторождении, очень богатом по содержанию железа в руде).

Потом фонтан также резко остановился как и возник.  Скважину забили позже, станок К-200 переместили на другую точку.  Но до сих пор это держится в памяти.  Что за причина этого взрыва-выброса объяснялась геологами просто – забой скважины попал на мощную водяную жилу-подушку, что случается очень и очень редко.

         Также как мы устраивали негласные соревнования по быстроте подъема по вертикальному гезенгу между горизонтальными ортами шахты(я работал тогда опробовщиком подземных забоев). Высота подъема 60 метров Экипировка не менее 20 кг отобранных рудничных проб в отдельных полотняных мешочках(все это в рюкзаке за спиной). Плюс вся амуниция шахтерская(роба, каска, аккумулятор, сапоги или ботинки.  Внизу засекалось время по часам, давался старт и впереди – 15-16 деревянных лестниц, чтобы достичь верхнего орта. Вываливались из гезенга –«никакими», ножные икры – не дотронуться. Но довольство в душе – непередаваемое. Зачем?  А, черт его знает!

 

 

         Долго держится в памяти и случай с участковым милиционером Федяевым Александром, когда он однажды на наших глазах довольно долго гонялся за преступником(я писал уже что их было немало) прямо во дворе нашей школы, и в конце концов связал его по рукам, несмотря на то, что последний был значительно крупнее своего преследователя.  К сожалению, как я позже узнал, ему не суждено было долго работать в милиции.  его арестовали, а затем судили за утрату табельного оружия.   А впоследствии нашли утраченный наган, и вроде бы Александр в этом не был виновен. Но время уже ушло безвозвратно, и после условно-досрочного освобождения Александр вернулся в Темир, однако восстановлению на этой работе уже не подлежал.  Таковы были правила  в те времена. Хотя считаю и до сих пор, что он был милиционером настоящим Работать особенно в те послевоенные годы и вести борьбу с уголовщиной – это был удел очень ответственных людей, каковым и был Александр Федяев.   После освобождения Александр работал в Темире не Подъеме и умер в 1998 г. до конца оставаясь верным своей семье, а детям своим(у него 2 дочери) и всем его окружавшим – хорошим примером порядочности.

 

         На месте нынешнего поселкового Совета (чуть пониже) было здание Шахтоуправления (раскомандировка- нарядная), здесь же был и буфет, где можно было перед сменой справить себе «тормозок», здесь же была и касса шахты, где аванс и получку выдавали по алфавиту, т.е. в первом случае от буквы «А» до буквы «К», а  во втором – от буквы «Я» до буквы «Л».   А еще раньше касса располагалась в помещении ШРМ возле устья Главной штольни. И однажды был небывалый случай, когда кассир шахты потерял все деньги, которые он получил в Кузедеево(был райцентр) для выдачи горнякам.  Кассир был настолько честен и порядочным человеком(вот  жаль, что фамилию его не помню), что практически ни у одного горняка не возникало мысли, что он мог их присвоить. И буквально в короткое время эта утраченная сумма была восстановлена за счет добровольных взносов горняков.  Случай конечно небывалый( а может быть и рядовой по большому счету?)  потому что люди в те времена именно вот такими и были!

 

         В районе электроподстанции активно строился Больничнй городок.   На ДОФ была построена вторая линия рудных бункеров (сейчас ДОФ вообще исчезла(?!). расширялась Лесопилка, построен – пробит Второй ствол в шахту(!).  Недалеко от Пекарни работал Литейный цех рядом  с угольным складом, здесь же неподалеку построили РБУ(растворо-бетонный узел). Рядом с пекарней и угольным складом было 2 хлебных ларька, куда на лошадях привозили хлеб в деревянных кузовках-коробах, и где была постоянно очередь, занимать которую приходилось и с вечера (у  меня однажды в этой очереди вытащили хлебные карточки – горе было невероятное).

 

         И еще одно воспоминание. В один из дней лета 1944 г. возвратился с войны наш недальний сосед Воробьев дядя Костя. Был он без обеих ног, но руки у него были золотыми. Мог делать все:  столярничать, сапожничать, делать всю домашнюю работу. По характеру – балагур и весельчак.  Из всего его багажа, что он привез домой, был только трофейный немецкий патефон и 10-15 пластинок. По тем временам – штука для нас загадочная и дивная. Часто бывало, что Константин в своем дворе крутил эти пластинки, а мы, пацаны, а также и взрослые сбегались сюда с удивлением и интересом слушали их.

    

         Между прочим инвалидов войны, как я уже говорил, было много в поселке и я многих тоже знал.  Без ноги пришел с фронта Илья Токмин(ему было 23 года)-он нашел в себе силы окончить бухгалтерские курсы и работал по специальности.  Дядя Миша Чернев потерял на фронте один глаз, но сумел построить свой дом. Многие инвалиды тоже как-то приспосабливались в этой страшной жизни.. Другие же спивались от отчаяния и безнадежности, заканчивая свою жизнь с проклятиями войне.

         Но с войны возвращались и другие, как-то не похожие на фронтовиков.  Один из них, тоже недальний наш сосед(назовем его Иваном) – в майорских погонах привез с фронта 8 чемоданов трофейного добра, которого мы сроду и не видывали(семья у него была 4 человека).  Другой же(назовем его Володей) – привез не только 3 неподъемных тюка всякой всячины, но и 2 чемодана обыкновенных швейных иголок(ручных и машинных), а затем продавал их по безбожным ценам. И за короткий период воздвигнул себе домину, которая заметно контрастировала на фоне жалких домишек других поселенцев. И такое вот тоже же было.

 

         Да, с высоты уже прожитых лет все-таки трудно смириться со всеми изменениями в поселке. И, глядя сегодня на эту, прямо скажем, нерадостную картину по уничтожению второго района в связи, как говорят, с производственной необходимостью, нам, коренным жителям его, очень больно осозновать, что под миллионтонными завалами когда-то была жизнь, были живые люди со своими заботами и радостями, горем и счастьем, и почему именно им выпало это испытание?

С другой же стороны, говоря объективно, уничтожение второго района дало новое развитие Доломитному карьеру и экономическому развитию всего поселка, что не может быть не отмеченным. Но это уже другая тема и, видимо, описывать и развивать ее будут уже другие люди…  

         Буду заканчивать пожалуй, уж извините, несколько сумбурные свои воспоминания, но следует напомнить, что земля темирская во все пожалуй времена рождала, а главное не забывала своих людей.  При всей так сказать занятости и порой ненормальной бюрократии умела во время замечать и развивать добрые порывы и подвиги тружеников своих, поощрять и воспитывать на хороших примерах остальных.  По Темиру во все времена славились трудовые подвиги горняков, в их честь были и Доски Почета практически на всех предприятиях, о них много писали в газетах, славили на торжественных и других собраниях, всячески, по мере возможности словом и делом.  Честь и хвала этим людям!!!

         Эта же земля Темирская  дала и всемирно известного ученого Дьякова Анатолия Витальевича, ставшего, на мой взгляд, таковым вопреки существовавшей    в те годы несправедливости по незаконному преследованию феноменальных и явно неординарных личностей в обществе.  Это сколько же мы потеряли-то?   Ему судьба явно мало выделила времени, просто времени для физического существования, он не успел много прожить. А то, что дал он этому несправедливому обществу – не идет ни в какое сравнение.  Он просто сгорел на работе даже не осознавая своей значимости (впрочем его истинная значимость в свое время также была полностью понята и принята далеко не всеми…)

         

         Эта же земля темирская родила и ряд незаурядных людей из своей среды, которые ее и до сих пор прославляют.  Я имею в виду известных уже всему Кузбассу темирских писателей и поэтов.  Вы прочтите их, пожалуйста и оцените их стремления, их вклад в литературную жизнь своего поселка.  Там же уникальные мысли и гениальные строки, связанные и посвященные своему Темиру, его прошлому, его людям.   Я имею в виду известных уже всему Кузбассу темирских писателей и поэтов.    .   Я имею в виду прежде всего творчество уже Мэтра литературы российской Смышляева Александра Александровича и непревзойденной поэтэссы Хапиловой Ольги, переживательная и острая поэзия Сергея Мизенко, Юрия Воробца (стихи и музыка), лирическая поэзия Раисы Чиграковой. А песня-гимн Ю.Кукина (Горы слева, горы справа – посредине Темир-Тау). И совершенно простенькая песенка Вл.Кондрашина ( Улочки родного Темир-Тау) и ряда других истинных патриотов.

         Посмотрите их частично  на этой вот ссылочке, обязательно «пошарьте» по Интернету и другие их произведения.

www.prihodtemir.prihod.ru/tvorchestvo_olgi_khapilovojj

 

         Много, конечно забывается со временем, и все чаще начинаешь задумываться над бренностью прожитых лет. И от этого видимо не уйти. Единственным, пожалуй, утешением становится осознание того, что все еще до сих пор помнишь и порой сам себе удивляешься этой способности. И радуешься этой возможности. Много раз перелистываешь книгу своей жизни и особенно события своих детских. юношеских и отроческих лет.  Благодаришь судьбу за возможность быть рожденным на этой темирской земле!

 

         Я опять-таки имею в виду Зеленый бор, что сумели оставить люди моего поколения поколению следующему и своему Темиру.  Мы вправе гордиться этим наследием, созданным нашими руками в тяжелейшие годы послевоенного лихолетья, и сейчас(ведь прошло почти 70 лет!) а красота этого бора только набирает силу… пожалуйста, не дайте этой красоте как-то померкнуть, не смотря на все передряги житейские….   Любите свой Темир-Тау – это лучшее место на земле!!!   Вот потому-то он меня и не отпускает…

 

 

2011 – 13 гг,  г. Днепродзержинск

 

 

 

         И уж совсем «лебединой песнью» хочется обозначить свое расположение к Темиру моему следующим «шедевром» стихосложения собственного:

 

Горы слева, горы справа,

Улу Даг (Маяк), Каштау,

И Железная Гора – средоточие добра.

Крест Поклонный, Золотушка,

На Пыхтун-горе — Кедрушка.

За горой, раскрой глаза – «Казанколова слеза»!

Речка Тельбес 5 кэмэ,

Оськино жилье в пойме.

Керс, Мечинск, Мустаг, Амзас,

Шалбаны – а рядом Каз,

Продолжатель дел Темира - многие ему Лета!

Брата Два, Ануй, Самара,

Лог Мордовский, тротуары,

Магазины, Учулен, Бог погоды – феномен!

Террикон. Ахпун-избушка, Конный Двор и Крупорушка!

Местные «Сандуны» - Баня,

Молоканка и базар,

Аммонитный склад, Лесхоз

И кормилица-Пекарня,

Как источник хлебных грёз…

Рукотворный Бор сосновый,

Стадион, каток ледовый,

Зона, шахта, два копра,

Клуб рудничный, лесопилка,

Рядом Штольня и Дробилка!

Мощный Глас-гудок вещал,

Ритмы жизни означал.

Поселенцы знали срок –

Весь Темир жил под Гудок.

Монстра два:

Карьер-воронка, доломита перегонка- ДСФ.

А за ними, вдаль – хоть вой...

Сгинул весь район жилой!

Деревянные избушки

Разбрелись по склонам гор.

В них живы еще старушки,

Вспоминая до сих пор,

Времена совсем другие,

Когда чтили честь и труд,

А потом пришли «другие»,

«Прихватили» все вокруг!

Стало жутко интересно:

Все кругом – «хАзяева!»,

Но в действительности вышло:

Людям все – по бараба…

Наступили годы злые,

Где искать теперь удел?

Человек пошел «на минус?» ...

Есть ли этому предел?

Лишь кресты – на 2-х погостах

Помнят судьбы рударей,

Тех, которые когда-то,

Взявши тачку и кайло,

Заглубились в склон отвесный,

И с тех пор пошло-пошло.

Семь десятилетий славных

Рудник жил и процветал,

А потом..... иссякли недра,

Он добро своё отдал.

Все прошел Темир мой славный,

Помудрел, окреп душой…

Пришло время расставаться

И пошел он на покой…

Улу Даг (Маяк), Два Брата,

Да и целый  мир,

Провожают в путь последний

Свой Темир...

 

 

2011 – 2013 гг.            г.  Днепродзержинск

 

Назад к списку